Аня закатила глаза, чувствуя, как её раздражение нарастает с каждой секундой. Это было не просто навязчивое вмешательство в их жизнь — это была настоящая попытка контролировать каждый аспект их семейного быта.
— Я уже взрослый человек, мама, — Аня сделала упор на последнее слово, отчего Людмила Петровна слегка прищурилась, как будто услышала нечто оскорбительное. — Я знаю, как готовить и как вести наш дом. У вас есть свой, и там вы можете делать всё, что хотите. А здесь — это моя территория.
Людмила Петровна едва сдерживала улыбку, полную насмешки.
Она скрестила руки на груди и приподняла бровь, глядя на невестку с высоты своего опыта.
— Аня, ты ведь знаешь, что без меня ты бы ни за что не справилась, — спокойно произнесла свекровь, словно читая лекцию в университете. — Вот посмотри на этот борщ. Ну разве это борщ? Разве так готовят? Ты же сама понимаешь, что Рома просто не скажет тебе об этом — он тебя любит, не хочет обижать. А я — я ему хочу только лучшего.
— Ну так давайте Рома сам решит, что ему лучше, — не выдержала Аня и с вызовом посмотрела на мужа. — Ром, ну скажи ей!
Рома наконец поднял глаза от телефона.
Его взгляд метался от жены к матери, и было видно, что он совсем не готов к такой роли арбитра в этом кухонном бою.
— Ну… — он замялся, стараясь говорить как можно тише, чтобы не вызывать ещё большую бурю. — Борщ нормальный, мам. Вкусный. И вообще, давайте без этих разборок…
— Нормальный? — Людмила Петровна презрительно усмехнулась. — Ну вот видишь, Аня, он не говорит правды. Он просто тебя не хочет обидеть. Но я-то знаю своего сына. Он любит настоящий борщ. На говядине, с капустой и свеклой. А тут… Ну что это?
Аня больше не могла сдерживать своё негодование. Её терпение, копившееся месяцы, если не годы, лопнуло в одночасье.
— Знаете что, мама? — в голосе Ани теперь не было и тени уважения. — Вот сами и ешьте этот борщ. А если вам что-то не нравится в нашей кухне — можете поехать домой и готовить так, как вам нравится.
Людмила Петровна побледнела, её губы сжались в тонкую линию.
— Ты смеешь мне так говорить? — её голос теперь звучал тихо, но в нём чувствовалась скрытая угроза. — Я для вас стараюсь, приезжаю, помогаю, а в ответ получаю такое неуважение?
