Кира, как вкопанная, замерла перед дверью. Ключ торчал в скважине, как нож в спине — и по ощущениям было примерно то же. В её квартире кто-то шумел. Не просто разговаривали, а распоряжались, командовали. И голос был… ну конечно. Свекровь. Как же без неё.
— Юрочка, милый, давай диван вот сюда. А шкаф — господи, кто вообще додумался его тут поставить? Его бы на помойку, и сразу воздух посвободней станет, — раздавался голос Татьяны Васильевны с такой интонацией, будто она генеральный подрядчик на ремонте дворца.
Кира медленно, очень медленно открыла дверь — чтобы ни звука, ни скрипа, ни писка. В коридоре — чемоданы, сумки, какая-то тряпка с валенками. А в гостиной свекровь, как Наполеон на завоевании, командует двумя грузчиками. Юрий стоит, кивает, как болванчик в машине.
— А это, простите, что за цирк с мебелью? — тихо, но жёстко сказала Кира, замерев на пороге, словно поймала их за чем-то особенно неприятным.
— Кирочка, зайка! Ты уже пришла? — всплеснула руками Татьяна Васильевна, будто сейчас бросится в обнимку. — А мы тут, ну, как бы… освежаем обстановку. Ремонт в миниатюре, ничего глобального, не волнуйся.
— Какой ещё ремонт, Таня Васильевна? — Кира медленно перевела взгляд на Юрия. — Юра, ты вообще в своём уме? Что происходит?
— Ну, тут такое дело… — начал Юрий, как школьник у директора. — У мамы с отцом… ну, трения. Она пока поживёт с нами. Временненько.
— Временненько? — уточнила Кира, отступая на шаг. — Это как? День? Неделя? Или ты меня сейчас порадуешь цифрой “полгода”?
— Ой, ну не преувеличивай, Кира, — отмахнулась Татьяна Васильевна. — Максимум месяца три. Ну ладно, четыре. Пока я тут… отдышусь. И вообще, у вас места много. Я аккуратненько.
— Аккуратненько?! — Кира выронила сумку. — Меня вообще кто-то собирался спросить? Или я тут декорация к вашему семейному театру?
— Дочка, ну куда мне идти, а? На скамейке ночевать? — свекровь вздохнула, трагично приложив руку к груди, как будто её в этом доме никто не ждал, и она бедная скиталица.
— Это моя мама! — хмуро вставил Юра. — Ты же не можешь быть против родной матери?
— Я против самоуправства, Юра. Против того, что вы всё порешали без меня! Это моя квартира. Я тут жила до свадьбы. И не собираюсь уживаться в коммуналке с человеком, который считает мой вкус “безвкусицей”.
— Вот именно. До свадьбы жила, — свекровь резко сложила руки на груди. — Теперь вы семья. И сын, если что, имеет полное право пригласить маму. Тем более в такую трудную минуту.
Кира сжала зубы, развернулась и ушла в спальню, хлопнув дверью так, что свекровь дернулась.
Первые дни Кира молчала. Дышала через раз, как йог. Но к концу недели поняла — эта женщина пришла не в гости. Она пришла с чемоданами, правами и методичкой под названием “Как переделать чужую жизнь под себя”.
Мебель переставлена, шкафы перемыты, вещи выкинуты — всё, что не соответствовало “вкусу”.
— Это… это была ваза от мамы! Последний подарок перед… ну, ты поняла! — Кира держала в руках мусорный пакет с осколками и тряслась.
— Какая-то ерунда, — отмахнулась Татьяна Васильевна. — Пыль собирала. Я в “Ленте” купила новую — стильно, минимализм. Можешь радоваться.
К концу второй недели Кира почувствовала себя заключённой под домашним арестом. Проверки, допросы, осмотры.
— Опять опоздала? — встретила её свекровь у двери, надев очки, как участковый. — Юра голодный. Мужчинам надо есть вовремя, а не ждать, пока ты в офисе о карьерке своей мечтаешь.
— Я предупреждала. У нас дедлайн, проект горит. — Кира прошла мимо, даже не снимая куртки.
— В наше время жёны с работы к шести дома были. Супчик, компотик… — свекровь фыркнула. — А сейчас “бизнес-леди”, тоже мне.
Месяц прошёл. Кира проснулась однажды и поняла — она теперь не хозяйка. Она тут — гость. В своей же квартире.
Вечером, собравшись с духом, она поймала Юрия на кухне.
— Нам надо поговорить, — сказала она тихо, но твёрдо.
