— Жалко? — Кира сжала телефон, будто собиралась швырнуть им в голову. — Это мои деньги! Я их вкалывала!
— Наши, — тут как тут вбежала Татьяна Васильевна, с видом прокурора на первом заседании. — В семье всё общее. А Пашка вернёт. Обязательно.
— Когда? — Кира повернулась к ней, и в голосе звенело стекло.
— Ну… как только дела наладятся, — отмахнулась свекровь. — Кстати! Я тут подумала. Вам с Юрой надо бы квартиру побольше. Можно эту продать…
— Что?! — Кира даже вздрогнула, как от ушата ледяной воды.
— Я уже нашла хороший вариант. Трёхкомнатная. Район отличный, магазины рядом. Конечно, доплатить придётся… Но Юра возьмёт кредит, и всё устроится.
— Мам, может, не сейчас? — Юрий попытался было вставить слово, но голос был вялый, как вчерашняя манная каша.
— А когда, Юра? Вам детей рожать пора, а вы в этой берлоге сидите. Да и мне отдельная комната бы не помешала.
Кира встала. Просто встала, молча. И вышла. Кухня осталась позади вместе с запахом подгоревших тостов и семейного театра абсурда.
Она зашла в спальню, достала из сейфа папку с документами. Дарственная от мамы. Договор купли-продажи. Выписка из реестра. Всё лежало, аккуратно, по папочкам. Она медленно листала их, как священник молитвенник. Только вместо благодати — ярость в крови.
И тут — без стука, как к себе домой, зашла Татьяна Васильевна.
— Я всё решила! — бодро сообщила она. — Завтра поедем смотреть квартиру. Очень хороший вариант. Я думаю…
— Нет, — Кира даже не подняла головы. Просто аккуратно сложила документы обратно.
— Как это — нет? — Татьяна Васильевна замерла, будто в стену врезалась.
— Юра! — громко, чётко позвала Кира. — Зайди, пожалуйста. Поговорим.
Юрий пришёл. Не сказать, что бодро. Скорее, как ученик к директору. С телефоном в руке, с отрешённым видом.
— Присаживайтесь оба, — указала она на кровать. — Сейчас будет серьёзный разговор.
— Ой, ну что за театр-то, а? — фыркнула свекровь, но села. Даже юбку поправила, будто собиралась на приём к нотариусу, а не слушать, как её вот-вот вынесут из квартиры без фанфар.
Вот адаптированный отрывок в очеловеченном, разговорном стиле, как будто это рассказ женщины из соседнего подъезда, с характером, эмоциями, сарказмом и напряжением. Всё в духе Татьяны Устиновой, но живее, с повседневной болью и щепоткой иронии.
Кира бухнула папку с документами на стол так, что папка слегка подпрыгнула и съехала на край. И медленно повернулась к родственничкам, что уютно расселись на её диване, как будто это они тут хозяева, а не она.
— Я долго терпела. Очень долго, — голос у неё дрожал, но уже не от страха — от усталости. — Сначала вы ввалились ко мне, как буря с дождём, без предупреждения. Потом началась мелочь по тарелочкам: «тут не так, это передвинь, вот это бы выкинуть». Потом вообще без спросу полезли — одежда, книги, косметика. И вишенка на торте — мои деньги. Просто взяли. Без разговоров. Ну удобно же, правда?
— Опять начинается… — закатила глаза свекровь, перекатываясь на диване. — Юра, скажи ей уже что-нибудь. Она с ума сходит.
— Нет, это вы послушайте, — Кира резко подняла подбородок, и голос стал как наждачка по стеклу. — Вот это — документы на квартиру. Целиком моя. Куплена до брака. Мама мне помогла, и вот тут — дарственная. Деньги были мои. Не общие. Мои.
— И что? — Татьяна Васильевна поджала губы, как будто лимон проглотила. — Вы теперь семья. Всё общее. И квартира — тоже.
— Ошибаетесь, — Кира с удовольствием вытащила ещё один листок. — У нас с Юрой брачный договор. Инициатива была моя. Сюрприз, правда?
Юрий дёрнулся на месте, будто Кира его хлестанула ремнём по спине. Побледнел и отвернулся.
— Ты чего? — шипя, выдохнула мать. — Брачный договор? За спиной?
— Не за спиной, — Кира уже смотрела на мужа. — Он сам подписал. В здравом уме. И с ручкой в руке, между прочим. Помнишь, Юра? Я тогда ещё сказала: «Так спокойнее будет».
— Я думал, это просто бумажка… — пробурчал он, будто извиняясь перед стенкой.
— А теперь это бумажка — моё спасение.
