— Про что опять? — Юра невозмутимо грыз бутерброд. Вид у него был такой, будто ему вообще плевать — хоть армия в квартире марширует.
— Про твою маму. Она у нас уже месяц. Когда она уедет?
— Ну не сейчас же. У неё сложный период…
— А у меня, значит, курорт. Мне весело. Каждое утро с тещей в постели, ой, простите — со свекровью в тапках по кухне!
— Она просто хочет помочь, Кира. А ты как будто в засаду попала.
— Помочь? Она выбросила мои вещи! Мою кофту! Сказала — “старьё”! А я её ещё в универе носила!
— Ну, мама опытная женщина. Может, стоит прислушаться?
— Ты вообще слышишь, что говоришь?! Ты живёшь с двумя женщинами, и одна из них — не я.
В этот момент в кухню, как по сигналу, вошла Татьяна Васильевна. В руках — тряпка, на лице — недовольство.
— Опять скандал? Кира, ты как будто соревнования устраиваешь — сколько раз в день можно закатить истерику.
— Я? Это вы ураган тут устроили!
— В “вашей квартире”, как вы любите повторять, уже давно всё общее. Или ты забыла, что замужем?
— Нет, не забыла. И раз вы такая юридически подкованная — запишите: квартира куплена до брака. На деньги моей мамы. Всё задокументировано.
— И что теперь? Выгнать меня? Как собаку?
Кира помолчала, посмотрела на мужа. Он ел. Ел, как ни в чём не бывало, и даже не думал вставать.
— Нет, Татьяна Васильевна. Я просто выхожу. Из этой квартиры. Из этого балагана. С вещами.
Она вышла. Хлопнула дверью. Потом вернулась. Взяла ключ. И снова вышла. Уже без слов.
Следующие дни тянулись, как холодная овсянка с комками. Кира шныряла по дому, стараясь не встречаться глазами со свекровью, задерживалась на работе, ловила каждый повод уйти раньше — хоть на полчаса, лишь бы не слышать это вязкое:
— Юра, ну ты только посмотри, какая у тебя жена. Холодная, как прошлогодняя селёдка.
Юрий делал вид, что всё в порядке. Сидел вечерами, уткнувшись в планшет, жевал макароны, кивал матери, будто это сериал какой-то — “Свекровь атакует-3”, и ждал, пока оно само рассосётся. А оно, зараза, не рассасывалось.
Однажды утром Кира стояла у шкафа и как-то странно моргала: не от недосыпа, нет. От того, что любимого синего платья с V-образным вырезом там больше не было.
Она перевернула весь шкаф — с нервами, с душой, с поехавшей молнией на куртке. Нашла его. В мусорке. Вместе с ещё несколькими вещами, аккуратненько так уложенными, как на распродаже стыда.
— Татьяна Васильевна, вы это серьёзно? — голос у неё дрожал, но она держалась, вытащив платье из пакета, как знамя.
— А ты бы на себя со стороны посмотрела, — свекровь даже не вздрогнула. — В этом тряпье ты выглядишь, как дешёвая девчонка. Ты замужем. Пора одеваться прилично.
— Я сама разберусь, что мне носить, — Кира уже не дрожала. Она начала закипать.
— Юра, ну скажи ей что-нибудь! — воскликнула свекровь, разворачиваясь к сыну, будто за подмогой.
Юрий, медленно потягивая кофе, не отрываясь от экрана, буркнул:
— Мам, не начинай. Пусть носит, что хочет.
— Вот оно! Вот! — руки у Татьяны Васильевны взлетели к потолку, — Ему всё равно, как выглядит его собственная жена!
Кира стиснула зубы, сложила вещи обратно и захлопнула дверцу шкафа с таким звуком, что даже кошка под кровать нырнула. Но через пару дней она поняла, что дело, видимо, далеко не в платье. Пропали любимые туфли — те самые, чёрные, на каблуке, с которыми она чувствовала себя как минимум Клаудией Шиффер. А потом — косметичка. Исчезла, как зарплата в день аванса.
Апофеоз наступил, когда она проверила банковский счёт перед зарплатой — а там минус. Не просто пусто, а как в голове у курьера, который перепутал адрес.
— Юра, ты снимал деньги с нашего счёта? — спросила она вечером, стараясь говорить спокойно, но голос подрагивал, как у диджея на утренней волне.
— А, да, снимал, — не отрываясь от телефона, буркнул он. — Пашке понадобилось. Брату.
— Моему. Младшему. У него там с бизнесом… ну, проблемы.
— Ты снял деньги и даже не спросил?
— Ну, мама сказала, что надо помочь. Это же семья. Разве жалко? — пожал плечами он, как будто речь шла о муке в шкафу, а не о тридцати тысячах.
