— Нет-нет, — перебила Алина. — Семья — это когда все участники знают, кто в чьей квартире живёт.
— Ты хочешь сказать, что я здесь лишняя?
— Я хочу сказать, что ты здесь не была ни разу. Ни разу за три года. А теперь вдруг с сумками?
— Али, — Игорь посмотрел на неё с обидой. — Не будь жестокой. Это просто комната. На пару недель.
— А потом прописка? — сухо спросила она. — Случайно?
На следующий день Алина встала в шесть. Она была на кухне, когда Ольга Петровна встала и пошла варить себе «свой кофе». Потом долго ходила по квартире в халате, в котором Алина узнала свой старый. Потом поставила в ванной какой-то пластиковый органайзер.
Алина звонила юристу в тот же день.
— Он прописан у вас? — уточнила женщина на том конце.
— Заявление. Через МФЦ. Но лучше быстрее. Пока мама его не приписалась.
Алина написала заявление на снятие с регистрации Игоря.
Игорь вернулся домой поздно. Увидел в прихожей конверт.
— Угадай. — Алина смотрела телевизор, не поворачивая головы.
— Прости, конечно. Но жить втроём — я не подписывалась. Это моя квартира. Я её не делила. Не делю. И делить не собираюсь.
— Ты выгнала меня? — он был бледный.
— Нет. Я освободила пространство. Если ты хочешь быть сыном — будь. Но мужем — уже нет.
Он ещё долго стоял в прихожей. Молчал. Потом развернулся, забрал куртку и вышел.
Следующую ночь Алина спала спокойно. Утром в квартире пахло тишиной.
Её никто не поправлял. Не стучал в ванную. Не ставил чужую банку на её полочку. Было тихо. Прошла неделя. Алина не звонила Игорю. Не писала. Не интересовалась, где он и с кем. Один раз увидела его имя в чате ТСЖ — кто-то жаловался на шум в соседней квартире, и он отписался: «это не ко мне, я временно у матери». Улыбнулась. «Теперь, значит, у матери». Роль поменялась — он съехал, Ольга Петровна осталась.
Поначалу свекровь исчезла вместе с ним. То ли гордо, то ли стратегически. Ключ она не сдала, Алина не просила. Но каждый вечер, приходя домой, Алина автоматически заглядывала на полку в ванной. Банка крема — та самая, круглая, с облезлой этикеткой «лифтинг-эффект», — снова стояла там. Как вызов.
Алина закрыла полку. На замок. Купила его специально. Мелочь, но значимая.
Во вторник вечером ей позвонила мать.
— Алиночка, ну ты как?
— С ней пауза пожизненная.
— А ты знаешь, — мама говорила медленно, — я тут на рынке встретила Киру Степановну. Она у нас в налоговой работала. Так вот… ты лучше сядь. Она сказала, что твою свекровь видели в МФЦ. С бумагами.
— С какими ещё бумагами?
— С пропиской, вроде. Она в очереди говорила, что «к сыну переехала, невестка — злая, но жильё хорошее, надо оформить».
Алина встала. У неё загудели уши. Молча положила трубку. Набрала знакомую юристку:
— А если она приписалась — можно отменить?
— Нет. Прописка добровольная. Если вы не подавали на её аннулирование раньше — теперь только через суд. Или ждать, пока она выпишется сама.
— То есть она теперь… житель?
— Увы. Имеет право на проживание.
Алина сидела на кухне, уставившись в одну точку. Рядом лежал телефон. Она хотела написать Игорю, но не знала, что. Всё, что вертелось в голове, было непечатным.
В этот же вечер она услышала ключ в замке.
— Добрый вечер, — громко произнесла Ольга Петровна, входя в квартиру, как хозяйка. В руках у неё был целлофановый пакет с хрустящими краями. — Я только закину вещи. Переезжаю обратно.
Алина вышла в прихожую, скрестив руки.
— Я теперь здесь зарегистрирована, — с лёгкой усмешкой сказала Ольга Петровна. — Законно. А раз так — имею право на проживание. Игорь об этом знает. Он поддерживает.
