— А если не докажешь? — Ирина отложила конспект. — Ты же знаешь, как у нас с этим…
— Тогда буду платить. Но не ей, а банку напрямую. Хотя там эти проценты… полжизни отдавать придётся.
В комнате повисла тишина, нарушаемая только тиканьем будильника.
— Лен, а мама твоя… она всегда так? — осторожно спросила Ирина. — Ну, Настю предпочитала?
Лена закрыла глаза. В памяти всплыли осколки детства: Настин пятый день рождения, огромный торт и гора подарков. Её собственный — наспех купленный пирожок и тетрадка с наклейками. Школьные собрания, на которые мать всегда ходила к Насте, но никогда — к ней. Новая одежда для сестры и поношенная — для неё.
— Всегда, — тихо ответила она. — Сколько себя помню.
Читальный зал библиотеки был полупустым, и Лена облюбовала дальний стол у окна. Конспекты по возрастной психологии никак не складывались в цельную картину. Мысли постоянно возвращались к письму, которое она получила утром.
Мама там пишет, что Настя поступила в университет, что ей нужны деньги на общежитие. Что им тяжело без моей помощи. Что семья должна поддерживать друг друга.
Дежурная фраза. Лена слышала её тысячу раз. Только «семья» почему-то всегда означала одно: она должна отдавать, а Настя — получать.
Телефон завибрировал. На экране высветился незнакомый номер. Лена помедлила, потом всё же ответила:
— Лена? — голос был мужской, с хрипотцой. — Это… это папа.
Она застыла. Отца она видела последний раз… сколько? Лет пять назад? Он приезжал каждое лето, но постепенно визиты становились всё короче, а потом и вовсе прекратились. «У него другая семья, ему не до тебя», — говорила мать.
— Привет, — выдавила Лена.
— Я узнал от Виталия… ну, от дяди Вити, что ты… что у вас там ситуация, — отец явно нервничал. — С кредитами этими.
— Я хотел сказать, — продолжил он, — что я могу помочь. И вообще… Я хотел извиниться.
— За что? — механически спросила она.
— За то, что не забрал тебя тогда. Когда у нас с твоей мамой всё кончилось. Мне казалось, что ребёнку лучше с матерью. Но я не знал… Не думал, что она так…
— Ты платил алименты, — сказала Лена. — Регулярно. Я видела выписки.
На том конце линии возникла пауза.
— А ты не получала их? — тихо спросил отец. — Вообще?
— На мне донашивали Настины вещи, пока она ходила в новых. Меня не водили к стоматологу, когда у сестры были все возможные врачи. Мне говорили, что нет денег на кружки, пока Настя занималась танцами, английским и еще чем-то, — Лена сглотнула. — Как ты думаешь, получала я эти деньги или нет?
Отец тяжело вздохнул.
— Мне очень стыдно, Лена. Я… Я правда могу помочь. С кредитами этими, с жильём, с учёбой. Да с чем угодно.
— Спасибо, — она сама удивилась, насколько спокойно звучал её голос. — Но я справляюсь. У меня работа, стипендия. К тому же по кредитам, кажется, будет решение в мою пользу, там явные нарушения нашли.
— Всё равно, — настаивал он. — Я хочу… хотя бы попытаться что-то исправить. Я в городе, можем встретиться?
Лена задумалась. Она никогда не испытывала ненависти к отцу — скорее, глухую обиду, какое-то усталое недоумение. Почему не видел? Почему не спросил? Почему поверил ей, а не своим глазам? Но хотела ли она ворошить это всё сейчас?
— Давай не сегодня, — наконец сказала она. — Мне нужно подумать.
— Конечно, — поспешно согласился отец. — Просто… позвони, когда будешь готова. Я подожду.
После разговора Лена ещё долго сидела, глядя в окно на заснеженный двор библиотеки. Достала телефон, перечитала письмо матери. Странно, но ни злости, ни обиды уже не было. Только недоумение: неужели мать правда думает, что несколько дежурных фраз могут перечеркнуть годы пренебрежения?
Возможно, мне стоит встретиться с отцом. Просто чтобы понять.
Кафе, где они встретились, оказалось невзрачной забегаловкой возле вокзала. Юрий Анатольевич — Лена никак не могла заставить себя называть его «папой» даже мысленно — сильно постарел. Глубокие морщины избороздили лицо, волосы поредели и поседели.
— Мне звонила твоя мать, — сказал он, когда им принесли чай. — Требовала денег на Настин университет. Говорила, что ты бросила семью в трудную минуту.
Лена горько усмехнулась:
