— Так ты мне даже прописку сделать не можешь? — голос Дмитрия звучал так, будто он только что поймал её на измене, хотя максимум, что Алина сделала сегодня утром — это выпила кофе, не предложив ему.
— Дмитрий, ты живёшь у меня уже восемь месяцев. Бесплатно. И питаешься, как в буфете Госдумы. Прописка тут вообще при чём? — Алина старалась говорить спокойно, но внутри уже начинало подкипать, как кастрюля с пельменями, когда забываешь, что у тебя индукционная плита.
— Да при том! — он хлопнул ладонью по столу, и от этого дрогнул пакет с гречкой. — Я не могу устроиться на работу! Меня не берут без постоянной регистрации в Москве! Не в Калуге же мне вкалывать, Алина!
— Ты три месяца даже резюме не обновлял. Что ты несёшь?
— Потому что я ждал, что ты, как нормальная женщина, сделаешь шаг навстречу. Простая прописка. Пять минут твоего времени — и вся моя жизнь встанет на рельсы. Почему ты мне не доверяешь?
— Потому что прописка — это не просто «пять минут времени», это юридически… это уже совсем другое. Это мой дом, моя единственная квартира!
— А я что? Я кто? Я для тебя кто, Алина?
Он встал. С кухни пахло тухлой селёдкой, которую он так и не выбросил со вчерашнего ужина. Воняла она, как символ его усилий — слегка, но стабильно. Алина молча села на край дивана, прижимая к груди ноутбук, как броню.
— Слушай, если бы ты хоть раз заплатил за ЖКХ, хоть раз купил туалетную бумагу — я бы, может, и поверила, что ты тут по любви, а не в засаде, — пробормотала она, глядя на его сальные волосы и штаны, в которых он ходил уже четвёртый день.
Он резко подошёл ближе. Слишком близко.
— А ты всё считаешь, да? Удобно тебе, конечно. Я тут как на пороховой бочке живу. Ни права голоса, ни прописки. Как кот у тебя — только на коврик можно, а тапки трогать — нельзя.
— Не надо сравнивать себя с котом, он хотя бы не врёт, что ищет работу.
— Ах вот как?!
— Именно так.
Молчание зависло в комнате, как запах борща в подъезде. Тяжёлое, едкое, с привкусом наваристой обиды.
— Ну и ладно, — наконец сказал он, — живи тогда одна, в своей бабкиной крепости. Смотри, не захлебнись своим контролем.
Он ушёл на балкон курить, громко хлопнув дверью. Алина осталась сидеть, как школьница после вызова к директору. Только что директором был не строгий мужчина в пиджаке, а безработный тридцатилетний инфантил в мятой майке с логотипом «Каспийский груз».
Восемь месяцев. Восемь месяцев она смотрела, как он «ищет работу» — с пивом, PlayStation и выносом мусора раз в две недели. Зато теперь — ах, не прописываешь? Значит, не любишь. Вырезка из манипулятивного учебника «Как ездить на шее и не подавиться шапкой».
Телефон запищал. СМС от Кати, общей подруги: «Алина, ну он же ради тебя старается. Не будь такой упрямой. Пропиши, если тебе не жалко. Он же не враг тебе.»
Алина взяла подушку и заорала в неё. Это была не истерика. Это была форма выживания.
На следующий день всё повторилось. Дмитрий с утра сидел в трусах за ноутбуком и шевелил мышкой, делая вид, что «что-то ищет». Потом пил кофе из её кружки — та, с надписью «Моя хата с краю, но вид на вас прекрасный». Кофе он оставлял недопитым. Как и обещания найти работу. Или просто помыть за собой посуду.
— Ну что, подумала? — спросил он после обеда, стоя у двери в ванную. Он всегда выбирал моменты, когда она в полотенце и не готова к бою.
— Да. Подумала. И нет.
— Ты издеваешься?
— Я себя защищаю.
— От кого? От меня? — он рассмеялся так, будто она сказала, что боится его превращения в оборотня.
— Да. От тебя. И от твоего желания получить доступ к моей квартире через штамп в паспорте. У тебя нет ни цели, ни дела, ни совести. Прости, но я не буду дарить тебе это всё, как в «Поле чудес». Без вопросов и с аплодисментами.
Он замер. В этот момент он уже не играл хорошего парня. Он смотрел, как собака, которую оттолкнули от еды. Сначала недоумение, потом злость.
— Ты думаешь, что умная, да? Типа ты всё просчитала? Но ты одна останешься. Вот что. Одинокая и злая. Со своей квартирой.
— Лучше быть одинокой, чем стать чьей-то временной пропиской с ногами, — тихо сказала она и захлопнула дверь в спальню.
А за дверью Дмитрий швырнул чашку в стену. Она разбилась, как и остатки их отношений — громко, обидно, и всё равно придётся убирать.
— Не собираешься поговорить? — спросил Дмитрий, появившись в дверях спальни, будто джин, случайно освобождённый из бутылки с кефиром. Не выспавшийся, лохматый, с синяками под глазами, как у бюджетной панды.
Алина в этот момент собиралась на работу. На ней была классическая белая рубашка и брюки — рабочий образ, за который её любили и бухгалтерша, и даже Иван Палыч с третьего отдела, который не любит никого, кроме своего кофе из автомата.
— Я тороплюсь, — коротко бросила она, наматывая шарф. Утро, как обычно, началось с пробежки по времени: душ, макияж, завтрак и сражение за адекватное настроение.
— Ты всегда так… холодно? — он говорил, будто она не просто не прописала его, а выкинула с балкона вместе с пепельницей.
— Я не холодная. Я уставшая.
— От чего? От меня?
— От тебя в том числе. От того, что у меня в квартире живёт взрослый мужик, который сидит на моей шее и ещё возмущается, почему я не даю ему прикурить.
— То есть ты хочешь, чтобы я ушёл?
— Я хочу, чтобы ты вырос.
Сказала — и замерла. Потому что поняла, что сказала то, что думала с первого месяца. Дмитрий стоял молча, как вкопанный. Даже не пытался контратаковать — для него это была пощёчина по самолюбию, как если бы его не пустили в VIP-зону, потому что он «не в списке».
— Знаешь, — наконец сказал он, выдыхая, — ты говоришь так, как будто я паразит.
— А ты не паразит?
Он смотрел, как будто она только что ударила его табуреткой по сердцу. Потом отвернулся, медленно пошёл к окну и мрачно закурил, хотя на кухне уже три раза подряд срабатывал датчик дыма. У соседей с низу ребёнок, между прочим, у него астма. Но кого это волнует.
Когда Алина ушла, Дмитрий сразу же начал копаться в её вещах. Не то чтобы он был мелочным — просто злился. А в моменты злости он считал себя самым умным. Нашёл документы на квартиру, перелистал. Нашёл старые фотографии Алины с бывшим. Вот интересно, а этот ей тоже в своё время на шею садился? Или это просто у неё фетиш такой — спасать никчемных мужиков?
Потом он нашёл список покупок, который она оставила себе на память на холодильнике: Стиральный порошок, корм для Рыжего, бумажные полотенца, чек от прошлого месяца, проверить счёт за воду.
Ни одного слова о нём. Даже туалетной бумаги ему не выделила. Символично.
Он сел на диван и, как настоящий манипулятор с внутренним дипломом психолога, набрал Кате.
— Катюша, привет… Слушай, у нас с Алиной что-то совсем плохо… Она как будто боится меня. Да нет, я никогда не повышал голос, ты что. Но она… закрылась. Я чувствую себя ненужным. Думаю, что пора уходить.
Катя, подруга Алины, не отличалась проницательностью. Она была из тех, кто на серьёзных щах репостит мотивационные цитаты от Бузовой и считает, что «в отношениях главное — компромисс, даже если тебе приходится отказываться от всего».
— Дима, ну что ты… Она просто замкнутая. Ты знаешь, Алина такая — если что-то не по её, сразу отталкивает. Может, тебе ей подарок купить? Знаешь, что-то милое. Чтобы почувствовала, что ты рядом.
— Думаешь, сработает?
— Конечно. Девочки любят внимание.
Он усмехнулся. Девочки. Алина точно не «девочка». Но если можно вернуть контроль — почему бы не попробовать?
К вечеру он был почти ласков. Приготовил ужин — пельмени, но с майонезом и укропом, чтобы выглядело как блюдо из ресторана «Рюмочная и сыновья». Разложил салфетки. Поджёг свечку, которую нашёл в ящике с надписью «Запас на чёрный день».
— Я подумал, что мы оба перегнули. Давай начнём сначала?
Алина зашла в квартиру с перекошенным лицом. Снаружи была пробка, коллеги наорали из-за отчёта, а тут — романтический ужин от мужчины, который даже стирку себе запускать не умеет.
— Слушай, — сказала она, сбрасывая туфли, — если ты думаешь, что пельмени с майонезом сгладят всё, что происходит — ты ошибаешься.
— Я просто хочу, чтобы ты поняла — я не враг. Я хочу быть с тобой. Мне нужна только маленькая вещь — регистрация. Это откроет для меня двери. А потом я всё сделаю: работа, помощь, семья… Всё.
— Семья?
— Ну да. Ты ведь хочешь нормальную жизнь, не так ли?
Алина молча смотрела на него. Она знала: это не разговор, это шантаж. В обёртке романтики и хлипкого «тыжедевочка».
— Ты не хочешь нормальной жизни, Дим. Ты хочешь прописку.
Он встал, подошёл ближе. Слишком близко. Запах сигарет, майонеза и дешёвого одеколона смешался в один коктейль из будущей депрессии.
— Хватит это раздувать. У меня есть юрист. Он говорит, что ты обязана…
— Что?!
— Ну, если я уже фактически живу тут. Есть такие нормы. Фактическое проживание, доказательства…
— Попробуй. И тогда я вызову полицию.
— А вот это уже некрасиво.
— Зато честно. А красиво ты умеешь. Врать красиво, обещать красиво, даже пельмени варить — и то с видом, что открыл ресторан.
Он сжал кулаки. Не ударил. Но взгляд был такой, будто внутри что-то хрустнуло. Взгляд, который она раньше никогда не видела.
— Значит, по-хорошему не хочешь? — его голос был тише, но от этого только страшнее.
— Нет, не хочу. Я не вещь. И моя квартира — это не твой трамплин в новую жизнь. Это мой дом. И ты в нём — временный гость. Очень временный.
Он ушёл, захлопнув дверь ванной.
А Алина в этот вечер впервые за долгое время не уснула. Она сидела в кухне, пила чай и думала: а вдруг он правда попробует что-то сделать? Прописка. Манипуляции. Угроза.
На столе осталась тарелка с холодными пельменями. Ужин, который должен был стать примирением, стал последним сигналом. Если бы у него был немного мозгов, он бы понял — женщина, которая варит себе чай после «романтического» ужина, уже решила.
Утро началось с тревожного звоночка. Не метафорического, а вполне буквального. Алине позвонили с незнакомого номера:
— Здравствуйте, это участковый инспектор ГУ МВД. Вы Алина Сергеевна?
— Да, — голос у неё сразу стал тоньше, как у школьницы, которую вызывают к доске по математике.
— Поступило заявление от гражданина Дмитрия В. Он утверждает, что проживает по вашему адресу более полугода, и вы незаконно препятствуете его регистрации. Мы обязаны провести проверку.
Алина выронила чашку. Не разбилась. Против ожиданий.
— Он что, серьёзно?
— Я понимаю, что ситуация может быть личной, но я всё равно должен буду прийти к вам. Завтра утром. Подготовьте документы на квартиру и, если возможно, докажите, что он у вас гость, а не сожитель на постоянной основе.
Она не сразу поняла, как это — «доказать». Фото его трусов на сушилке? Скрины переписок, где он пишет «ой, я опять ничего не делал»?
Так. Спокойно. Без паники. Он перешёл в наступление. Значит, боится, что она окончательно от него уйдёт. А значит — она на верном пути.
Вечером, когда она пришла домой, в квартире стояла тишина. Гнетущая, как в фильмах ужасов перед тем, как вылезает бабка с косой. Дмитрий сидел в комнате и играл в FIFA. Не глядя на неё. Ни слова.
— Ты серьёзно вызвал участкового?
Он не ответил.
— Дима, ты совсем охренел?
— Это не ты охренела? Ты думала, что я буду просто ждать, пока ты выкинешь меня на улицу, как мешок с картошкой?
— Мешок картошки хотя бы не требует прописку! — она уже кричала.
Он резко встал. В его глазах было что-то новое. Не истерика. Холодная решимость. Как у мужика, который проиграл всё в казино и решил — ну и хрен с ним, пойду на дно с музыкой.
— Ты думала, что ты умная, да? Что у тебя квартира, а у меня — ничего? Ну так вот. Я почитал. И я имею право требовать регистрацию, если фактически проживаю здесь. И если ты против — ты нарушаешь закон.
— Проживаешь? У меня всё задокументировано. Ты тут ни копейки не платил. Еду я покупаю. Квитанции мои. Твоего вклада — ноль. Даже твои футболки стирал я!
— Это не повод выгонять человека! — заорал он, — Ты издеваешься! Я тебя люблю, а ты превращаешься в прокурора! Какого хрена?!
— Любишь?! Ты просто паразит. Любовь — это не когда ты живёшь на шее у другого. Это когда ты хотя бы не мешаешь дышать.
Он метнул пульт в стену. Потом разбил стакан. Потом подошёл к ней, вплотную.
— Ты думаешь, у тебя есть власть? Думаешь, я такой слабый? Ты ещё пожалеешь.
В этот момент она впервые испугалась по-настоящему.
И позвонила 112.
— Алло, срочно. Агрессивный человек в квартире. Да, живёт у меня, не прописан. Кричит, угрожает. Я боюсь, что он может нанести вред.
Полиция приехала через пятнадцать минут. Быстро. Слава району.
— Гражданин, у вас нет регистрации. Ваше поведение агрессивное. Пройдёмте, — сказал один из полицейских.
Дмитрий кричал, что у него права, что его «выкидывают на улицу». Что он жил тут, и теперь его «выживают». Но документы — у Алины. И полиция знала, где заканчивается «проживал», и начинается «злоупотреблял».
Он ушёл. Вернее — его увезли. Без прописки. Без вещей. Без пульта от телека, которым он так гордился.
Через неделю она поменяла замки.
Через две — разобрала шкаф, куда он наваливал вещи. Половина — в мусор. Половина — в мешок, оставленный в подъезде с запиской «для Дмитрия. Забери до понедельника, потом воняет».
Через месяц — наконец-то начала спать без снов.
Но самое странное произошло через два месяца. Письмо.
Рукописное, без адреса. Только её имя. Внутри — лист бумаги с короткой фразой: «Я просто хотел, чтобы меня кто-то считал своим. Даже если я вёл себя как придурок».
Она порвала письмо. Без истерики. Без злости. Просто выбросила.
Потому что запомнила одну главную вещь:
Некоторые люди приходят в твою жизнь не для любви. А чтобы ты научилась говорить «нет».
Финал.
