— Что больше не поведусь на эти манипуляции, — он смотрел в чашку, избегая её взгляда. — Я перевёл ей деньги на Настино обучение. И сказал, что если хоть рубль уйдёт не на то, она больше от меня ничего не получит.
Лена удивлённо подняла брови.
— А что? — он наконец поднял на неё глаза. — Я не против помогать Насте. Она тоже моя дочь, пусть и не родная. Я её тоже растил. Но я не хочу, чтобы твоя мать использовала её как предлог, чтобы тянуть деньги.
— Погоди, — Лена поставила чашку. — Что значит «не родная»?
Юрий Анатольевич замер с растерянным видом.
— Я думал, ты знаешь. Мы с твоей мамой… мы поженились, когда она была беременна Настей. От её предыдущего… увлечения.
Лена почувствовала, как комната слегка поплыла перед глазами.
— Настя не твоя дочь? Но почему тогда… — она не могла сформулировать весь клубок вопросов, вертевшихся в голове.
— Я хотел, чтобы у нас была настоящая семья. Принял Настю как родную. А потом… — он запнулся. — А потом Рита уже не хотела больше детей. Она сказала, что физически не сможет полюбить ещё одного ребёнка, что ей хватит «головной боли». Но я настоял. И когда ты родилась… Она так и не смогла к тебе привязаться. Всё время говорила, что ты похожа на мою мать, которую она терпеть не могла.
Лена сидела, оглушённая. Все эти годы она думала… что? Что мать любит Настю больше, потому что та была милее, способнее, талантливее?
— И ты меня бросил с ней? Зная всё это? — её голос звучал непривычно резко.
— Я… я пытался забрать тебя при разводе. Но суд оставил с матерью, — он провёл рукой по лицу. — А потом она запретила мне видеться. Сказала, что если я попытаюсь, она расскажет всё Насте. Что её отец — случайный человек, который отказался от неё. Я… я не хотел, чтобы девочка это узнала.
— И поэтому ты пожертвовал мной, — Лена смотрела на него, чувствуя странное спокойствие, будто всё происходило не с ней, а с персонажем книги. — А платил алименты на обеих. Хотя должен был только на меня.
— Это было неправильно. Я знаю, — он протянул руку через стол, но не решился дотронуться до её пальцев. — Я думал, что обеспечиваю вам обеим нормальную жизнь. Я не знал, что Рита тратила всё только на Настю.
Лена помолчала, разглядывая чаинки на дне чашки.
— Знаешь, что самое ужасное? — наконец сказала она. — Я всегда любила Настю. Даже когда завидовала ей. Даже когда она получала всё, а мне доставались объедки. Я не винила её — она же просто ребёнок, который берёт, что дают. — Лена подняла глаза на отца. — Я злилась на маму. Иногда на тебя, когда не приезжал. Но никогда — на Настю.
— Ты намного лучше нас всех, — тихо сказал отец.
Лена покачала головой:
— Дело не в этом. Я просто хочу понять — почему всё так вышло? Почему мама не могла просто… не знаю, относиться ко мне нормально?
— Я не знаю, — честно ответил он. — Возможно, она видела в тебе напоминание обо мне, о нашем неудачном браке. О том, что ей пришлось делить свою любовь. Но это не оправдание.
В кафе повисла тишина, нарушаемая только негромкой музыкой.
— Что ты теперь будешь делать? — спросил отец.
Лена глубоко вздохнула:
— То же, что и раньше. Учиться. Работать. Жить дальше.
— А с мамой? С Настей?
— Я не знаю. Правда не знаю.
Ветер гнал по тротуару прошлогодние листья, когда Лена шла к автобусной остановке. Апрельское солнце грело уже по-летнему, и она расстегнула куртку.
— Лена! Ленка, подожди!
Она обернулась и застыла. На другой стороне улицы, размахивая руками, стояла Настя — выросшая, похудевшая, с новой стрижкой. Осмотревшись, сестра перебежала дорогу и остановилась в двух шагах от неё, тяжело дыша.
— Привет, — неуверенно улыбнулась она. — Я тебя еле узнала. Ты волосы… покрасила?
Лена машинально коснулась своих тёмных прядей:
— Да, давно уже. Как ты?
— Нормально… Учусь. В меде, — Настя помялась. — Слушай, можно с тобой поговорить? Пять минут.
Что-то в голосе сестры заставило Лену согласиться. Они свернули к маленькому скверику, уселись на скамейку.
— Я не знала, — вдруг выпалила Настя. — Про кредиты эти. Про то, что деньги были твои. Мама всегда говорила, что это помощь от отца… в смысле, от папы.
— А потом… — Настя сцепила пальцы. — Потом мы с мамой поссорились. Она меня тоже… того. Стала требовать, чтобы я работала и помогала, говорила, что я ей обязана, что она столько всего мне дала.
