Пётр нахмурился, придвинулся ближе:
— Ты как со мной разговариваешь? Это вообще не тебе решать. Я дом вам подарил — могу и передумать. Я его строил, это моя кровь здесь. А ты, значит, ставишь мне правила?
Сергей замер на пороге кухни, взглянул на Лену, потом на отца. В комнате повисла натянутая тишина.
Лена почувствовала, как у неё подкашиваются колени. Она сдержала дрожь в голосе:
— Вы подарили этот дом. Добровольно. И теперь мы здесь хозяева. Я не собираюсь спорить — просто хочу, чтобы вы это приняли.
Пётр стукнул ладонью по столу, откинулся на спинку стула:
— Ну-ну… Посмотрим, как ты заговоришь, когда по-настоящему прижмёт.
Он поднялся и пошёл в коридор, кивая Сергею, чтобы тот вышел вместе с ним. Лена осталась стоять, прижимая к груди полотенце, едва сдерживая слёзы.
Вскоре Лена накинула куртку, взяла сумку и отправилась в город. Она шла быстро, почти не замечая людей вокруг, словно двигалась сквозь ватный воздух. До нотариальной конторы ехать было недалеко. На остановке она невольно поправила волосы, достала из кармана телефон, перечитала сообщение о приёме.
В зале конторы было тихо и прохладно. За столом — женщина в строгих очках, неспешно листающая папки. Лена села напротив, протянула свой паспорт и объяснила суть вопроса.
— Мне нужна копия дарственной на дом.
Женщина в очках внимательно посмотрела на неё:
— Копия выдаётся только собственнику или по доверенности. Ваше имя?
Женщина просмотрела документы, отложила одну из папок:
— Всё оформлено по закону, передача прошла через регистрацию. Оспорить можно только в суде — если есть доказательства давления или недееспособности дарителя. Просто так отменить — невозможно.
Лена вздохнула, аккуратно забрала бумаги. Голова гудела, в груди ощущалась тревога. Она спросила:
— А если будут угрозы? Если скажут, что всё отменят?
Женщина отложила ручку:
— Советую записывать всё, что вам говорят. Любое давление или угрозы — фиксируйте. Не бойтесь. Закон на вашей стороне.
Лена кивнула, поблагодарила и вышла. На улице стоял густой, пахнущий листвой воздух. Она оперлась на перила, задержала дыхание, пытаясь собраться с мыслями.
Вечером дома было тихо. Сергей сидел в зале, перелистывал папку с бумагами. Лена подошла к нему, положила рядом копию дарственной, выписку из реестра.
— Вот документы. Мы не обязаны терпеть всё это. Это наш дом, по закону.
Сергей молчал, долго смотрел на бумаги, потом заговорил глухо:
— Я поговорю с отцом. Но ты понимаешь, мне не хочется с ним ссориться. Не только с ним — с мамой тоже. Я не хочу рвать с родителями.
Лена села рядом, провела рукой по его плечу:
— Я не про деньги, Серёжа. Я про то, что нас всё время ставят в угол. Я не хочу снова прогнуться только чтобы никого не обидеть. Я защищаю нас — и себя, и детей, и то, что мы построили здесь за это время.
Сергей ещё раз взглянул на неё, потом кивнул, убрал папку в ящик. За окном темнело, в комнате было слышно, как кто-то из детей тихо спорит из-за игрушек.
На следующий вечер за ужином Пётр Сергеевич говорил громко, будто для всех:
— Сергей, я всё обдумал, всё взвесил. Мне больно смотреть, как мой дом уходит из-под контроля, как вы делите его на «ваше» и «моё». Я передумал. Я больше не могу так. Дом должен вернуться семье. Настоящей. Ты пойми: я строил его для своих, для своих детей и внуков, а не для того, чтобы меня выставляли за дверь. Не обижайся, но это — не твоё. Это моё. Я не собираюсь просто так отдать то, что для меня значит всё.
Лена спокойно положила вилку на стол:
— Вы подарили этот дом добровольно. Мы расписались у нотариуса. Теперь вы — гость. И только.
Галина Павловна попробовала вмешаться, мягко, словно успокаивая всех:
— Леночка, ну зачем так? Поругались — и всё? Мы же семья…
Сергей наклонился к Лене, сжал её ладонь под столом. Вечер прошёл в натянутом молчании: никто не смотрел друг другу в глаза, каждый старался быстрее доесть и разойтись по комнатам.
Наутро на кухне Игорь заваривал чай, поглядывал на Лену, будто взвешивая что-то невысказанное.
— Ты, конечно, крепкая женщина, — сказал он негромко. — Но перегибаешь. Мне тоже ребёнка растить надо. А ты тут за бумажки держишься. Думаешь, что этот дом теперь твой навсегда?
Лена повернулась к нему, внимательно посмотрела в глаза:
— Я не думаю. Я знаю. У меня есть право. И я его отстаю.
В тот же день Сергей вернулся с работы, на пороге увидел, как Пётр Сергеевич собирает у ворот свои инструменты. Тот стоял сгорбившись, в руках ящик с отвёртками, взгляд — усталый.
— Я не узнаю вас, сын, — глухо произнёс Пётр. — Ты — против меня.
Сергей не сразу ответил, потом выдохнул:
— Нет. Я — за семью. За свою. За жену и детей. Мы не просили. Вы дали. И я не позволю забирать назад, как игрушку.
Пётр бросил отвёртку в ящик, злобно стукнул крышкой. За воротами хлопнула калитка, в воздухе остался запах пыли и влажной травы.
В доме стало необычно тихо: на рассвете Лена проснулась от того, что за окном мяукала кошка, а в комнатах не было ни одного лишнего звука. Она села на кровати, провела ладонью по одеялу.
За тонкой стенкой слышалось, как Полина ворочается во сне, время от времени посапывает Ваня. Было ещё рано, но Лена не смогла больше лежать — накануне слишком много осталось недосказанного, слишком тяжёлым стал воздух.
