Софья молчала. На секунду прикрыла глаза, будто пытаясь найти внутри хоть какую-то опору. Грудь сдавило — от обиды, усталости, раздражения. Она открыла рот, потом закрыла. И всё же, с усилием, выдавила:
— Ну конечно. Всё думать. Мы рассчитывали, а ты… Ладно, живи как знаешь.
Связь оборвалась. Софья сидела с телефоном в руке, ощущая, как внутри поднимается липкое, мутное раздражение.
В выходные Софья взяла билеты на поезд до Казани. Несколько часов дороги прошли в тишине — она сидела у окна, смотрела, как мелькают станции, и пыталась придумать, с чего начать разговор. Сердце стучало глухо. Утром, в сером трамвае, она доехала до нужного адреса и набрала номер Никиты. Тот взял не сразу.
— Привет. Я тут рядом, подумала — может, поговорим?
— Ага… ну, заходи, — голос у него был вялый, будто не спал.
Он открыл дверь в растянутой футболке, от него пахло энергетиком. В квартире был бардак: тарелки на столе, кеды под стулом. Запах пыльного белья и вчерашнего фастфуда стоял в воздухе.
— Чай будешь? — спросил он, не глядя.
— Нет. Слушай, ты знал вообще, что родители хотят на меня кредит вешать?
Никита сел на подлокотник дивана, почесал висок.
— Ну… догадывался. Они обсуждали. Но я не хотел скандалов.
— Серьёзно? — в голосе Софьи задребезжало. — Ты взрослый человек. Тебе машину, тебе жить в другом городе, а говорить с родителями — это скандал?
— Да мне эта машина позарез нужна, — он скинул с колена пульт и выпрямился. — А что там родители решили — я особо и не вникал. Главное, чтоб получилось. Без неё я тут как без рук.
Он пожал плечами снова, уткнулся в экран:
— Значит, не дадут. Я же не настаиваю.
Софья встала. На душе было мерзко, будто она пришла жаловаться незнакомцу. Возвращалась медленно, маршрут меняла на ходу.
Во дворе, ближе к дому, заметила Марию Викторовну у лавочки. Соседка с нижнего этажа, с ней всегда можно было перекинуться словом-другим. Женщина лет шестидесяти, вязаная шаль, твёрдый голос и ясный взгляд. Та поправляла платок, прищурилась:
— Софочка, ты чего вся сама не своя?
Софья села рядом. Неожиданно выдохнула:
— Родители хотят, чтобы я взяла кредит для брата. На машину. Мол, платить будут сами.
— Ну-ну… — Мария Викторовна хмыкнула. — Я как-то тоже взяла. На сына. Квартиру расширяли. До сих пор сама выплачиваю. То у него денег нет, то ребёнок заболел, то в отпуск улетел. Вот тебе и родня.
— И вы не сказали ничего?
— А что ты скажешь? Когда родные люди — хочется верить. А потом сидишь с бумажками и платежами, и думаешь: дурочка.
Софья кивнула. В голове всплыли старые картинки — ей шесть, она просит коньки, а мать говорит: “Ты уже выросла. У Никиты нет вообще”. Или как отдали ей старый рюкзак брата вместо нового.
Вечером в дверь позвонили. Мать, в пальто, с пакетом.
— Я варенья привезла и яблоки. Домашнее. — Голос чуть напряжённый. — Ты же понимаешь, нам всем будет легче, если ты просто согласишься.
Софья взяла пакет, поставила в сторону. Пахло яблоками, но будто с кислинкой.
— Мы с отцом всё сделаем сами, тебе только помочь надо — чуть-чуть, — добавила мать и посмотрела долгим взглядом. — Ты ведь понимаешь.
