Антон спокойно поставил чайник:
— Мама, посмотри, на ком всё держится.
Мария не выдержала — её голос сорвался:
— Сколько можно! Я здесь одна всё тяну, в доме даже благодарности не слышу, теперь ещё и деньги исчезли! Я больше не буду это терпеть.
Ирина резко поднялась из-за стола:
— Значит, теперь я и вор, да? Спасибо, сестра!
Мария повернулась к ней, не скрывая усталости:
— Я не собираюсь выяснять. Надоела. Просто завтра — собирай сумки и на выход, езжай в свою квартиру.
Антон тихо, но твёрдо добавил:
— Всё, Ира. Больше — никаких обсуждений. Это наш дом.
Ирина громко хлопнула дверью в спальню, схватила сына. Галина Сергеевна хотела было возразить, но Антон жестом остановил её:
— Не надо, мама. Пусть всё будет так, как Маша сказала.
Утром, когда дом только просыпался, Мария увидела в прихожей Ирину с чемоданом.
— Спасибо за так называемое гостеприимство, — бросила Ирина, избегая взгляда.
Мария не ответила — усталость забрала даже слова.
Антон донёс чемодан до такси и сказал сестре:
— Теперь только по договорённости. Мы не позволим больше садиться нам на шею.
Когда машина уехала, в доме впервые за неделю стало тихо, будто исчезла лишняя тяжесть.
Мария поставила на веранду кресло-качалку, заварила себе чай с чабрецом, села у окна, слушая, как сад наполняется солнцем.
Антон вышел, сел рядом, положил руку ей на плечо:
— Я горжусь тобой. Теперь тут по-настоящему спокойно.
Вечером Галина Сергеевна подошла к Марии, аккуратно перебирая посуду:
— Прости меня, Маша. Я была неправа, больше не буду вмешиваться.
Мария просто кивнула, сжимая чашку двумя руками.
На следующий день Мария спокойно приготовила завтрак, никого не подгоняя. Смотрела на свой дом, сад и знала: теперь здесь будет только то, что она разрешит.
Антон налил ей чаю, улыбнулся:
— Вот теперь у нас действительно дом.
В доме наконец воцарился покой. Мария слушала тишину, смотрела на сад и впервые за долгое время почувствовала: она — хозяйка своей жизни.
В тот же вечер телефон Марии зазвонил — на экране высветился номер матери. Мария не сразу взяла трубку, зная, о чём пойдёт речь.
— Марина, я тебя не узнаю, — сразу начала мать, голос жёсткий, как никогда. — Как ты могла так обидеть сестру, накинулась на неё? Она мне всё рассказала. У неё ребёнок маленький, ты должна была поддержать! Не ожидала от тебя такого. Что теперь, гордишься собой?
Мария сидела на кухне, слушала упрёки, смотрела в тёмное окно и впервые не пыталась оправдываться — только сжимала чашку ладонями. В этот момент до неё словно впервые дошло: сколько лет она старалась быть правильной дочерью, хорошей сестрой, выслушивала чужие претензии, позволяла себя уговаривать, упрекать, прощать всё подряд.
Теперь вдруг стало ясно — никакие объяснения, никакие попытки быть удобной не спасают от одиночества. Она положила телефон на стол, медленно встала, открыла дверь на веранду и вышла в темноту. Воздух был холодный и чистый. Мария села в своё кресло, закуталась в плед, глядела на звёзды и понимала: тишина бывает не пустой, а освобождающей. Пусть её не поняли — но теперь, наконец, её жизнь принадлежит только ей.
