– Потом забыл, – закончила за него Света. Её голос дрожал, но не от слабости – от обиды. Она повернулась и пошла в спальню, бросив через плечо: – Я лягу. Разберитесь сами.
Дверь за ней закрылась с тихим щелчком, но в ушах звенело, будто хлопнули дверью подъезда. Света рухнула на кровать, натянув одеяло до подбородка. Ей хотелось кричать, плакать, выгнать всех вон – но вместо этого она просто закрыла глаза и попыталась дышать ровнее.
В спальне было тихо, только за окном шелестели тополя, качаясь под осенним ветром. Света лежала, прислушиваясь к звукам из кухни: звяканье ложек, смех Вани, громкие реплики тёти Гали. Её дом, её убежище, превратился в какой-то вокзал. Она вспомнила, как мечтала о свадьбе с Ваней, о том, как они будут строить свою жизнь – вдвоём, без чужих голосов, без чужих правил. Но Ваня, с его открытым сердцем и привычкой всем угождать, будто не замечал, как его родня заполняет их пространство.
Света не была злюкой. Она старалась быть хорошей женой, хорошей невесткой. Когда приезжала Ванина мама, она часами стояла у плиты, готовя её любимые голубцы. Когда брат Вани просился переночевать, она стелила ему на диване, хотя самой хотелось вечером посидеть с мужем за сериалом. Но сегодня её терпение лопнуло, как перетянутая струна. Она больна, она устала, а её дом всё равно не её.
Дверь скрипнула, и в спальню заглянул Ваня.
– Свет, ты как? – он присел на край кровати, осторожно коснувшись её руки.
– Как-как, – буркнула она, не открывая глаз. – Болею. А твои родственники, похоже, думают, что я симулирую, чтобы не готовить им ужин.
– Да ладно тебе, – Ваня попытался улыбнуться, но улыбка вышла натянутой. – Они просто проголодались. Я сейчас закажу пиццу, и всё будет нормально.
– Пиццу? – Света приподнялась на локтях, глядя на него с недоверием. – Ваня, они приехали без предупреждения, требуют еду, критикуют меня, а ты собираешься заказывать пиццу?
– Ну а что делать? – он развёл руками. – Они же родня. Не выгонять же их.
Света почувствовала, как в груди закипает злость.
– А почему нет? – тихо, но твёрдо спросила она. – Почему мы всегда должны подстраиваться под них? Я больна, Ваня. Мне плохо. А ты даже не спросил, как я себя чувствую, прежде чем звать гостей.
Ваня опустил глаза, и в его молчании Света прочитала вину. Он всегда так делал – молчал, когда не знал, что сказать.
– Я не думал, что это так серьёзно, – наконец выдавил он. – Прости, Свет. Давай я поговорю с ними, чтобы они уехали пораньше?
– Поговори, – кивнула она, откидываясь на подушку. – И, Ваня… я больше не хочу, чтобы наш дом был проходным двором.
Он кивнул, но в его взгляде было что-то ещё – растерянность, смешанная с чем-то, что Света не могла разгадать.
Тем временем на кухне тётя Галя взяла командование в свои руки.
– Лена, достань кастрюлю, – распорядилась она, роясь в холодильнике. – Будем готовить что-нибудь. Не сидеть же голодными!
– Мам, может, не надо? – Лена лениво листала телефон, сидя за столом. – Закажем что-нибудь, и всё.
– Заказывать? – тётя Галя фыркнула, вытаскивая из холодильника пару морковок и полкочана капусты. – Это что, в ресторане? Нет уж, мы сами справимся. Коля, почисти картошку!
Дядя Коля, привыкший к командам жены, послушно взял нож и принялся за картошку, хотя его движения были такими неуклюжими, что Света, будь она рядом, наверняка бы вздрогнула.
– Света-то совсем расклеилась, – заметила тётя Галя, нарезая лук. Её голос был полон осуждения. – Молодёжь нынче слабая. Чуть температура – и уже в постели. В наше время…
– Галь, хватит, – снова вмешался дядя Коля. – Она не железная. Да и Ваня хорош – мог бы предупредить.
– А что Ваня? – тётя Галя пожала плечами. – Он работает, устаёт. Небось, забыл. А Света могла бы и сама сообразить, что к ней родня едет.
Лена хмыкнула, не отрываясь от телефона.
– Ну, если она больна, то что она сделает? – лениво бросила она. – Не всем же быть как ты, мам, с кастрюлями наперевес.
Тётя Галя закатила глаза, но промолчала. Она уже вовсю орудовала на кухне, будто это её территория. Скоро по квартире поплыл запах подгоревшего лука и чего-то неопределённо съедобного.
Света проснулась от звука чего-то бьющегося. Она рывком села на кровати, сердце заколотилось.
– Что там? – пробормотала она, натягивая халат.
Выйдя на кухню, она застыла. Картина была как из комедии: тётя Галя, вся в муке, пыталась отскрести от сковороды что-то чёрное, дядя Коля с несчастным видом чистил очередную картофелину, а Лена, стоя у раковины, держала разбитую чашку – ту самую, с ромашками, которую Света купила на ярмарке в прошлом году.
– Ой, Свет, ты проснулась! – тётя Галя обернулась, вытирая руки о фартук, который она, видимо, нашла в ящике. – Мы тут решили суп сварить. Ну, не совсем получилось, но…
– Это моя чашка, – тихо сказала Света, глядя на осколки в руках Лены.
– Да ладно, подумаешь! – Лена пожала плечами. – Купишь новую.
Света почувствовала, как слёзы жгут глаза. Это была не просто чашка. Это была память о том прекрасном дне, когда они с Ваней, смеясь, выбирали посуду на ярмарке.
– Где Ваня? – спросила она, стараясь не сорваться.
– Пошёл в магазин, – ответил дядя Коля, не поднимая глаз от картошки. – Сказал, что скоро вернётся.
Света кивнула и вернулась в спальню. Её трясло – не от температуры, а от бессилия. Она легла, уткнувшись лицом в подушку, и впервые за долгое время подумала: «Может, это я слишком слабая? Может, я правда плохая хозяйка?»
Ваня вернулся с пакетами, полными продуктов. Он явно старался сгладить неловкость: купил пиццу, соки, даже торт. Но когда он заглянул в спальню и увидел Свету, свернувшуюся под одеялом, его лицо изменилось.
