– С собой? – переспросила Катя, замерев с тарелкой в руках. Она надеялась, что ослышалась.
Света, двоюродная сестра мужа, улыбнулась так, будто просила о пустяке. Её пухлые щёки дрогнули, а глаза хитро прищурились. Рядом её муж Валера, грузный, с вечно красным лицом, энергично кивнул, отодвигая пустую тарелку.
– Ну да, Катюш, – прогундосил он, вытирая губы салфеткой. – Уж больно у тебя борщ знатный. И котлетки эти… как там их? С сыром внутри? Завтра бы доели.
Катя почувствовала, как пальцы стиснули край тарелки. Борщ. Котлеты. Она три часа стояла у плиты, чтобы накормить гостей, а теперь они хотят забрать остатки? И не просто остатки – она видела, как Света уже поглядывает на ещё полную миску салата, который Катя готовила для ужина.
– Я… сейчас посмотрю, – выдавила она, ставя тарелку в раковину. Сердце колотилось, но она заставила себя улыбнуться. Нельзя же быть невежливой.
Гостиная их небольшой квартиры на окраине Екатеринбурга гудела голосами. На диване развалилась Света с Валерой, напротив – их сын Дима, долговязый парень лет двадцати, уткнувшийся в телефон. На кухне, где Катя пыталась собраться с мыслями, звенели ложки и стаканы – там муж, Серёжа, разливал чай для ещё одной гостьи, тёти Нины, дальней родственницы, которая заявилась без предупреждения. Ужин, который Катя планировала как уютный вечер для четверых, превратился в стихийное сборище.
Катя открыла холодильник, пытаясь оценить, что осталось. Полкастрюли борща – это на завтрашний обед для них с Серёжей. Котлеты – десяток, аккуратно сложенные в контейнер, чтобы взять на работу. Салат с курицей и авокадо – её гордость, потому что авокадо нынче дорогое, а она хотела побаловать мужа. Завернуть? Всё?
– Катюш, – голос Светы раздался из-за спины, и Катя вздрогнула. Сестра мужа уже стояла в дверях кухни, держа в руках пустую миску из-под картошки. – А картошечки можно тоже с собой? У нас дома духовка барахлит, а тут у тебя такая… рассыпчатая.
– Картошки? – Катя повернулась, чувствуя, как внутри закипает. – Света, я же на всех готовила, думала, на вечер хватит.
– Ой, ну мы же не каждый день у вас, – Света махнула рукой, будто отмахиваясь от комара. – И Димке нашему надо питаться нормально, он же растёт ещё.
Катя посмотрела на «растущего» Диму, который лениво листал ленту в телефоне. Растёт? Ему двадцать два, и он уже выше Серёжи на полголовы! Но вместо того, чтобы возразить, она кивнула:
– Хорошо, я найду контейнер.
Она повернулась к шкафчику, чувствуя, как щёки горят. Почему она не может сказать «нет»? Почему ей так важно, чтобы её считали хорошей хозяйкой? В голове мелькнула картинка: мама, которая всегда учила – «гостю отказывать нельзя, это не по-людски». Но это же не просто гости, это уже… перебор.
Серёжа вошёл на кухню, неся поднос с пустыми чашками. Его светлые волосы были растрёпаны, а улыбка – как всегда, чуть виноватая. Он был из тех, кто всегда старается угодить всем. Катя любила его за это. И ненавидела одновременно.
– Всё нормально? – спросил он, ставя поднос на стол.
– Нормально, – буркнула Катя, доставая пластиковый контейнер. – Света просит еду с собой.
Серёжа моргнул, но ничего не сказал. Только пожал плечами, будто говоря: «Ну, если просят, что тут поделаешь?» Катя стиснула зубы. Конечно, он не видит проблемы. Для него это просто родственники. Его родственники.
Вечер тянулся мучительно долго. Тётя Нина, седая и говорливая, рассказывала о своих болячках, перебивая саму себя историями о соседке, которая «всё врёт про свои огурцы». Валера громко хохотал над собственными шутками, а Дима молчал, изредка кивая, когда к нему обращались. Катя сидела, подперев подбородок, и мысленно считала минуты до их ухода.
– Ой, Катя, а пирог-то у тебя где? – вдруг оживилась Нина, оглядывая стол. – Ты же всегда пироги печёшь, я Серёже говорила, какая ты мастерица!
Катя почувствовала, как в груди что-то сжалось. Пирог. Она действительно испекла яблочный пирог – специально для Серёжи, потому что он его обожает. Но он был спрятан в духовке, чтобы подать к чаю попозже. А теперь…
– Пирог есть, – выдавила она. – Сейчас принесу.
Она встала, чувствуя, как ноги наливаются тяжестью. На кухне, вытаскивая противень, она чуть не уронила его – руки дрожали. Пирог, золотистый, с хрустящей корочкой, пах так, что у самой слюнки текли. Но стоило ей вернуться в гостиную, как Света тут же оживилась:
– Ого, какой красавец! Это тоже с собой завернём, ладно? А то Димка сладкое любит.
Катя замерла. Пирог. Её пирог. Для Серёжи. Она посмотрела на мужа, ожидая, что он хоть что-то скажет. Но тот лишь улыбнулся своей обычной улыбкой:
– Катя, может, порежем? Гости же хотят.
– Хотят, – эхом повторила она, чувствуя, как внутри всё кипит.
Она резала пирог, стараясь не смотреть на гостей. Каждый кусок отдавался болью где-то в груди. Это был не просто пирог – это были её время, её забота, её желание сделать что-то для мужа. А теперь его будут есть чужие люди. И не просто есть – уносить домой, как будто это само собой разумеется.
