— Если там будет Машка со своей Леркой, то мы не приедем! — заявила Ольга.
— Ну доча, как же так? Родные люди, разве можно считаться? — плача, спросила мать.
— Ты слышала, что я сказала? Нет!.. Такая вопиющая несправедливость произошла, а тебе всё равно, что ли? — обиженно протянула Ольга.
— Борька тоже не приедет. Мы все на Машку обижены, так ей и передай, подстилке. Ишь, ужом ползла, а от тётушки добилась, чего надо. Хитромудрая, — едко заявила Ольга.
— Улечка сама так захотела! Никто не добивался. Да что же это такое! — отчаянно произнесла мать. Она едва сдерживалась, от того, чтобы не разреветься в голос и до боли сжимала трубку телефона. Но дочь, будто не замечая её состояния, добавила:
— В общем, мать, сидите там со своей Машкой и Леркой втроём. Чайку попьёте, или конь.ячку, не знаю, чего вы там захотите, вот и отметите праздничек. Без нас!
Ольга бросила трубку, а Нина Валентиновна, всхлипнула и вдруг почувствовала, что у неё сильно закружилась голова. Аккуратно, держась за стену, всё так же потихонечку всхлипывая и причитая, она дошла до кухни и открыла шкафчик с лекарствами, но вытащить таблетку не успела и осела на пол…
Нина Валентиновна превыше всего ценила семью, и всё, что касалось родственных связей. С самого своего детства она видела, как её мама чтила семейные традиции, была гостеприимна и хлебосольна. Перед приездом родственников, вместе с сестрой Ульяной, Нина всегда помогала матери накрывать на стол, хоть и жили они небогато в послевоенные годы, однако, мать так приучала девочек. «Что в печи — на стол мечи», «гостю — лучший кусок» говорила, бывало, она. И помощь от родных людей всегда была, никто не бросал в беде. И в горе, и в радости, все вместе приезжали, помогали, кто участием, кто деньгами, а кто и тем, и другим.
Прошло время, девочки Нина и Ульяна выросли, на месте их посёлка образовался город, и они продолжали жить рядышком друг с другом.
Нина создала семью — вышла замуж, а у старшей, Ульяны, личная жизнь не сложилась. И потому жила она одна в старом пятиэтажном доме в родительской квартире, которую некогда получили мать с отцом, да и не только получили, а сами участвовали в комсомольской стройке этого и двух других ближайших домов.
У Нины родилось трое детей: Мария, Ольга и Борис. В детстве они также видели, как мама чтила традиции и охотно общалась с родственниками, ближними и дальними, которые часто приезжали по праздникам, а иногда и просто так, без повода, повидаться.
Городок их продолжал расти и стал районным, а большинство родственников, продолжавшие жить в сёлах и деревнях, стали считать Нину и Ульяну городскими и от того отношение к ним было особенное, более уважительное, что ли…
— Да какой город, дядя Лёня, что ты! Мы же не столица! — бывало, по-доброму отмахивалась Нина, раскрасневшись, сидя за праздничным столом. К этому времени гости уже обычно выпивали по рюмочке и, закусив соленым огурчиком (Нина сама их солила) и рассыпчатой картошкой, щедро посыпанной свежим укропом, принимались рассказывать, как у кого дела. — Как был посёлок, так и остался, только больше стал, а люди тут не поменялись. Мы всё такие же!
— Нет, Нинка, не такие! Уж я-то разницу вижу! И кое-в чём разбираюсь. Ваши-то бабы и макияжик по-другому делают, и укладочку, платьишки на вас модные, а уж каблучки, так у каждой: цок-цок-цок по асфальту! Юбчонки коротюсенькие, ножки — загляденье! А у наших баб, куда каблучки-то надевать и короткие юбки? Коровам хвосты крутить? Негде нам одеваться, работать надо, страну кормить. Даёшь стране пшеницы! Больше хлеба для фронта и тыла! Коль на ферме есть корма — не страшна скоту зима! Сочные корма — залог высоких удоев! — продекламировав, любимые им советские лозунги, дядя Лёня, крякнув, опрокидывал в себя очередную рюмашку.
— Я те покажу хвосты! — принималась ругать дядю тётя Полина. — Уже набрался! Мы ишо только по рю.мке выпили, а ты на старые дрожжи и не прекращал! Ах… Бутылка-то уже пустая… Ить! Я тебе!
