-Ну? И когда ты мне собиралась всё рассказать? По дороге в роддом? Или когда твой ребёнок пойдёт в школу, в армию? Женится, принесёт внуков? Когда?
Ты...ты...ты мерзость...Как ты могла? Ведь мне говорили, меня предупреждали, дуррак, дурррак, ах какой же я дурак…
Я стоял посредине кухни и курил, курил, курил.
Подкуривал и тушил недокуренные сигареты на столе, прямо в тарелке, ломал, крошил своими большими руками, белые тонкие тельца сигарет, кромсал их, как ломала и крушила мою жизнь Нина, моя любимая женщина, моя жена.
-Игорь, — Нина, что-то хотела сказать в своё оправдание, она пыталась вставить хоть слово, но я не замечал её мышиный писк, я был в гневе, я был зол и уничтожен и хотел уничтожить ту, что принесла мне боль.
-Я не хочу тебя видеть, Нина, — устало сказал я, уходи.
Ей некуда было уйти, но разве меня, обиженного до глубины души, оскорбленного разве меня могло это волновать?
Я любил эту женщину, боже, как же я любил её.
-Не люби меня так, — смеясь говорила моя Нина, — не люби, нельзя.
Она будто что — то предчувствовала, эта ведьма с синими, как озёра глазами, она будто знала заранее что причинит мне боль.
Шесть лет, шесть счастливых лет пронеслись будто один день жизни яркой бабочки и вот закат…
-Уходи, — опять повторил я,— я не хочу тебя видеть больше. Я уйду до утра надеюсь тебе хватит времени, чтобы собраться, ты можешь забрать всё, только оставь стены, пожалуйста...Хотя...Ты и так всё забрала и сломала, Нина.
-Куда же я пойду, Игорь?-Нина стояла у окна маленькая, хрупкая с копной чёрных волос, в которые я так любил зарываться
-Мне плевать, пойди к своему любовнику
-У меня никого нет, кроме тебя, Игорь
-Ну как же, кто-то тебе сделал это, — я брезгливо поморщился, указывая на едва появившийся животик на хрупком тельце моей любимой, — кто-то же постарался...Вот иди туда.
-Игорь, это твой ребёнок….
-Да будь ты проклята, — вскричал я, -будь проклята, ты, ты. Ты, которая знает, что я никогда не смогу иметь детей, ты знающая, что это моя самая сокровенная мечта самая моя боль, ты...
Ты так бесцеремонно вторглась в душу мою со своим этим...приплодом, ты гулящая девка, пытающаяся всучить мне чужого ребёнка. Почему? Ну почему я не послушал мать? Уйди, уйди, Нина…
Я выскочил на улицу, с силой хлопнув дверью.
Ненавижу, думал я, ненавижу.
Я не знаю сколько времени просидел на набережной, холодный, пронизывающий ветер продувал меня со всех сторон, залазил под пальто, рубашку, свитер, шевелил мои волосы, но мне было всё равно.
Руки мои окоченели, как и сердце, как и душа. Душа упала куда-то на дно чёрного колодца и тихо плакала там, как мальчишка, скрючившись от обиды она ныла и поскуливала.
Если бы мы решили это вместе, не знаю, пошли, выбрали бы донора, похожего на меня, мы ведь так и собирались…
Но нет, эта коварная, эта мерзкая женщина, эта предательница, она решила всё сделать по своему.
Накувыркавшись со своим любовничком, она решила подсунуть мне своего...
Нехорошее слово просилось с языка.
Не знаю сколько я сидел, не помню о чём думал, глядя на чёрную воду, вспомнил, что давно не курил.
Похлопал себя по карманам в поисках сигарет, чёрт, забыл дома.
-Без фильтра будешь?— хриплый, прокуренный и пропитый голос выдернул меня из небытия.
-Да,— не поворачиваясь сказал я, спасибо, — Взял протянутую откуда-то с боку сигарету, — спасибо. (продолжение в статье)
Она добилась своего. Сделала то, что хотела. Теперь и у меня не было пути назад. Но вы даже не представляете, каково это: выбирать между родителями и сестрой!
— Вы что творите! – верещала Карина на всю улицу. – Я привезу врачей! Они признают отца недееспособным! Вы не сможете продать эту квартиру!
Я подошла к сестре и, глядя ей в глаза, сказала тихо и очень твердо:
— Собирай манатки и пошла вон.
Видимо, в моих глазах было столько ненависти и решимости, что сестра молча пошла собирать вещи. За полчаса она рассовала по пакетам и коробкам, которые мы привезли, одежду, посуду, бытовую технику. Все, что успела захватить своими загребущими руками.
— Вы еще попляшете, — злобно заявила она и захлопнула за собой дверь.
С Кариной мы были дружны с детства. Все-таки двойняшки. День рождения у нас один на двоих, но больше ничего общего: совершенно не похожими ни внешне, ни характером. Карина родилась темненькой, с темными глазками – как мама. Я – светловолосая и голубоглазая, как папа. Сестра всегда была бойкой, активной. Заводила в любой компании! Я же любила уединение, тишину и покой.
— Светка, сестренка, помоги с курсовыми! – в институте я училась за двоих. Каринка то и дело списывала у меня все.
— Кариш, может, уже сама начнешь учиться?
— Да ладно, нам на семью нужна одна умница и одна красавица. Красавица уже есть, — она гордо показала на себя. – Значит, тебе быть умницей!
Ни тогда, ни сейчас это заявление не казалось мне логичным, так что я предпочла пропустить его мимо ушей. Но как-то так получалось, что Каринка бегала по дискотекам и вечеринкам, а я – по библиотекам и практикумам.
Диплом я получила с отличием. Карина – обычный, синий. Помню, на вручении она слушала речь про трудолюбие и прилежание, потихоньку посмеиваясь.
— Светка, а ведь если бы ты училась чуть лучше, у нас обеих был красный диплом! – уже когда отмечали получение диплома в ресторане заявила она.
— Я?! Кариш, ничего не путаешь? Оба диплома – моя заслуга, — впервые тогда я злилась на сестру.
— Ой, ладно, конечно же твоя! Зато я – красивая!
Каринка поправила свои локоны и ее тут же утащили подружки. Домой она в ту ночь не вернулась. Лишь на следующий день заявилась – вся какая-то пришибленная. Мама и папа не на шутку испугались.
— Кариночка, что-то случилось?
— Нет, все нормально, — Каринка лежала на диване, закутавшись в плед. Было очевидно, что ее знобит.
— Может, приболела?
— Да, вчера намешала зря… Оставьте меня.
Каринка два дня провалялась в постели, потом постепенно пришла в себя. Через месяц вдруг выскочила замуж за однокурсника Федю – тот таскался за ней последние два года, но Каринка словно не замечала парня. И вдруг – такая любовь!
— Кариночка, а жить-то где будете? – все сокрушалась мама.
— У Феди. Ему бабушка квартиру оставила, — отмахивалась Карина.
Мама покачала головой: она надеялась, что моя сестренка найдет себе более достойную партию. Вот мне бы Федя, по мнению мамы, вполне подошел. А что: такой же «простой», незаметный. Федя, кстати, мне действительно нравился, но он, как и любой мужчина, в первую очередь видел внешность. Рядом с яркой и харизматичной Кариной я, действительно, выглядела бледной тенью.
— Ой, да тебе никак Федька нравится? – Карина первая заметила еще на третьем курсе, что я к нему неравнодушна.
— Да, — поделилась я чувствами с сестрой.
— А спорим, что я его пальчиком поманю – и прибежит ко мне как собачонка? – зло засмеялась Карина. Я впервые видела ее такой.
— Зачем, Карина? Вокруг тебя столько парней!
— Да просто так, тебя позлить, — пожала плечами сестра.
И вот теперь – замуж вышла за него. Назло мне? Или есть что-то, чего не знаю?
— Мама, мы с Федей ребенка ждем. (продолжение в статье)
Сергей вернулся домой взволнованным. — Слушай, Лида, а это правда, что твоя мама тоже имеет право на половину твоего имущества? — спросил Сергей, как только вошёл в квартиру и увидел жену. — Что моя мама имеет? — не поняла Лида. — Ну, когда тебя не станет, она, как и я, тоже будет твоей наследницей? Это правда? — С чего это вдруг меня не станет? — Я говорю: «если»! Понимаешь? — Ах, если! Ну, тогда да. Моя мама получит половину. Она ведь моя мама. И твоя тоже будет иметь право на половину твоего имущества. Если вдруг тебя не станет, а она будет ещё жива. — Я с тобой серьёзно сейчас разговариваю, Лида, — возмутился Сергей. — А ты ерунду городишь какую-то. Слушать противно. — Почему ерунду?
— Потому что! — взволнованно ответил Сергей. — Во-первых, у меня нет никакого имущества. И тебе это хорошо известно. А значит, моя мама ничего не получит, если переживёт меня. А во-вторых, речь сейчас не обо мне и не о моей маме, а о тебе. (продолжение в статье)