Муж всегда был рассудительным. «Семью надо поддерживать», — говорил он. Но и о будущем думал. Каждый месяц откладывал понемногу, даже когда денег было в обрез. «На чёрный день», — объяснял он. И вот теперь этот день настал, только его рядом нет.
Галина подошла к окну. Весеннее солнце уже поднялось выше, заглядывало в комнату, высвечивая пылинки в воздухе. Сколько раз она давала в долг? Десять? Пятнадцать? Всегда находились причины. То у Лиды муж заболел — нужны были деньги на операцию. То племяннице Кристине на учёбу не хватало. То ещё что-нибудь…
Она достала из шкафа старую тетрадь в коричневой обложке. Здесь она записывала все долги — привычка ещё с молодости. Открыла, пролистала страницы. Цифры, даты, имена. Вот, пять лет назад — сто тысяч Лиде на лечение мужа. Три года назад — восемьдесят тысяч Кристине на последний курс института. Два года назад — сто пятьдесят тысяч снова Лиде — на ремонт после прорыва трубы…
Галина села в кресло, то самое, любимое Васино, обитое потёртым коричневым велюром. Он всегда говорил: «Главное — здоровье, Галюш. Деньги — дело наживное». Но сейчас, когда она осталась одна, когда впереди неизвестность…
Триста тысяч. Почти половина всех её сбережений. А что потом? Кто поможет ей, если, не дай бог, заболеет? Дети? Они сами еле концы с концами сводят. Лида? Она никогда не возвращала долги, всегда находила причины: то денег нет, то расходы непредвиденные…
Телефон снова завибрировал. Сообщение от Кристины: «Тётя Галя, мама сказала, вы думаете. Пожалуйста, помогите! Мы же семья!»
Семья. Галина горько усмехнулась. Когда Вася болел, когда нужны были дорогие лекарства, где была семья? Лида позвонила пару раз, спросила как дела. Кристина забежала на полчаса, привезла фруктов. А потом — тишина. Только редкие звонки по праздникам.
Она встала, подошла к комоду. В нижнем ящике, под старыми свитерами, лежала шкатулка. Простая, деревянная, с потускневшим лаком. Галина достала её, открыла. Здесь хранились самые важные документы: паспорт, пенсионное удостоверение, сберкнижка. И конверт — тот самый, с деньгами.
Пересчитала медленно, купюру за купюрой. Шестьсот пятьдесят тысяч — всё, что удалось скопить за последние годы. Их с Васей деньги. Их защита от будущего.
Руки дрожали, когда она складывала купюры обратно в конверт. В горле стоял ком, а в голове звучал голос мужа: «Береги себя, Галюш. Ты у меня одна».
Впервые в жизни она почувствовала, что имеет право сказать «нет». Не потому, что не хочет помочь. А потому, что должна защитить себя. Ведь если не она сама — то кто?
Телефон снова зазвонил. На экране высветилось «Лида». Галина глубоко вздохнула и нажала «ответить».
— Лида, я подумала, — Галина старалась говорить твёрдо, хотя сердце колотилось как сумасшедшее. — Я не могу дать эти деньги.
В трубке повисла такая тишина, что стало слышно, как тикают старые часы на стене — те самые, которые отец когда-то привёз из командировки в Германию. Тик-так, тик-так… Словно отсчитывали секунды до взрыва.
— Что значит… не можешь? — голос Лиды изменился, стал ниже, с металлическими нотками. — Галя, ты что такое говоришь? Как это — не можешь?
— Не могу, Лид. И не хочу, — Галина сжала трубку телефона крепче, чувствуя, как по спине пробежал холодок. — Это все мои сбережения. Мне тоже жить на что-то надо.
— Жить?! — Лида почти выкрикнула это слово. — А мы что, по-твоему, не жить хотим? Кристинка в долговую яму залезет! Ты этого хочешь? Чтобы твоя племянница по миру пошла?
Галина прикрыла глаза. Как легко они перекладывали ответственность на других. Кристина сама взяла кредит, сама решила рискнуть с бизнесом. Но виноватой почему-то должна быть она, тётя Галя, которая не хочет отдать свои деньги.
— Нет, ты послушай! — сестра не дала ей договорить. — Всю жизнь ты жила лучше всех! Муж военный, пенсия хорошая, квартира своя. А у нас что? Мы всю жизнь по съёмным углам! И когда просим помощи — ты нос воротишь?
Галина почувствовала, как к горлу подкатывает горечь. Лучше всех? Да, Вася был военным. Только они десять лет по гарнизонам мотались, пока наконец квартиру не получили. В общежитиях жили, в бараках. А Лида тем временем в городе оставалась, в родительском доме. И когда дом продавали после смерти родителей, львиную долю денег она себе забрала — как младшая, как нуждающаяся.
