— Я всегда вам помогала, — тихо сказала Галина. — Всегда, когда просили. Но вы ни разу… ни разу не вернули. Ни копейки.
— А, так вот оно что! — в голосе Лиды зазвучал злой смех. — Считать вздумала? Родную сестру по счетам проверяешь? Да у меня вся жизнь наперекосяк пошла! Муж болеет, работы нормальной нет…
— У меня муж умер, — Галина сама не узнала свой голос — такой он стал жёсткий, чужой. — Три года назад. Ты даже не приехала тогда. Только позвонила.
— Я не могла! У меня…
— Всегда есть причины, Лида. У всех они есть. Но я сейчас одна. Совсем одна. И эти деньги — всё, что у меня осталось. Моя подушка безопасности.
— Подушка безопасности?! — Лида почти кричала. — Ты на что их копишь? В гроб с собой заберёшь? У тебя вон дети есть, внуки! А ты…
— Дети? — Галина горько усмехнулась. — Они давно своей жизнью живут. У них свои заботы. Кто мне поможет, если заболею? Кто за лекарства заплатит? За операцию, если придётся? Ты?
В трубке снова повисла тишина. Только тяжёлое дыхание Лиды было слышно.
— Значит, так, — наконец процедила она. — Значит, выбрала ты свои денежки вместо родной крови. Ну что ж… Попомни мои слова: придёт время — пожалеешь. Одна останешься, никому не нужная. Вот тогда вспомнишь, как сестре родной отказала!
Галина почувствовала, как по щеке покатилась слеза. Она смахнула её свободной рукой.
— Я уже одна, Лида. Уже давно одна. Просто сейчас наконец это поняла.
Она нажала отбой, не дожидаясь ответа. В наступившей тишине часы продолжали отсчитывать секунды. Тик-так, тик-так… Словно ставили точки в конце предложений её жизни.
Галина подошла к окну. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в розовые тона. Странно, она и не заметила, как прошёл день. Телефон в руке снова завибрировал — теперь уже сообщение от Кристины. Галина даже не стала его открывать. Она уже знала, что там написано. И знала, что дороги назад больше нет.
К вечеру разболелась голова. Галина достала из аптечки таблетку, запила тёплой водой. За окном сгущались сумерки, а в квартире было тихо-тихо, только холодильник чуть слышно гудел на кухне. Она не включала свет — сидела в полумраке и смотрела, как за окном зажигаются окна соседних домов.
Телефон она отключила. Не хотела больше слышать ни звонков, ни сообщений. Знала: Лида не остановится на достигнутом. Сейчас начнёт всех на уши ставить — детям позвонит, родственникам. Будет жаловаться, плакать, обвинять…
Как в воду глядела. Домашний телефон разразился трелью около девяти вечера. Галина вздрогнула от неожиданности — этот номер знали немногие, в основном дети.
— Мам, ты что творишь? — голос Андрея, обычно спокойный и рассудительный, звучал встревоженно и немного раздражённо. — Мне тётя Лида звонила. Говорит, ты им в помощи отказала? Кристинка в беде, а ты…
— Здравствуй, сынок, — перебила его Галина. — Давно ты мне не звонил. Как сам? Как невестка, внуки?
В трубке повисла пауза.
— Мам, не переводи тему. Что происходит? Тётя Лида говорит…
— А ты сам-то когда последний раз звонил? — в голосе Галины появились стальные нотки. — На Новый год? Или на день рождения?
— Ну мам, ты же знаешь — работа, дети, времени не хватает…
— Конечно, милый. Я всё понимаю. У всех свои заботы.
Она услышала, как сын тяжело вздохнул.
— Мам, послушай. Кристинке правда нужна помощь. Ты же не можешь…
— Могу, Андрюша. Могу и не помогать. Это мои деньги, и я имею право распоряжаться ими так, как считаю нужным.
— Но это же семья! — в его голосе появились те же интонации, что у Лиды. — Мы должны помогать друг другу!
— Должны? — Галина встала, подошла к окну. — А кто должен помогать мне? Кто поможет твоей матери, если она заболеет? Если ей понадобится операция? Лекарства? Уход?
Снова молчание. Долгое, тяжёлое.
— Мам, ну что ты… Ты же ещё… У тебя же есть мы…
— Вы? — она невесело усмехнулась. — Андрюша, милый. Когда отец умирал, кто был рядом? Три года прошло — ты хоть раз приехал проведать? А сестра твоя?
— У всех работа, сынок. У всех дела, заботы, проблемы. Я не в упрёк — я понимаю. Но почему же, когда мне нужна помощь — у всех дела, а как только у кого-то проблемы с деньгами — сразу «мы же семья»?
Телефон в прихожей снова зазвонил. Галина даже не дрогнула — словно окаменела вся, застыла у окна.
