— С удовольствием, — папа хмыкнул. — Я ему ещё на свадьбе хотел кое-что сказать, да ты не дала.
— Петя! — мама погрозила ему пальцем.
— Что «Петя»? Наша дочь три года мучилась с этой семейкой! Хватит!
Они ушли, оставив меня одну. Я сидела на кровати, пила чай и смотрела в окно. Где-то там, в другой части города, Максим, наверное, всё ещё пытается мне дозвониться. Валентина Петровна наверняка уже строит планы, как вернуть непокорную невестку обратно — не из любви, конечно, а чтобы было кого мучить.
Но меня там больше не было. Я была здесь, дома, где меня любят просто так. Где не нужно доказывать своё право на уважение. Где мои блинчики всегда самые вкусные, даже если они подгорели.
Телефон в сумке продолжал вибрировать. Я достала его и посмотрела на экран. Двадцать три пропущенных звонка. Пятнадцать сообщений. Я не стала их читать. Вместо этого зашла в настройки и заблокировала номер Максима. Потом, подумав, заблокировала и номер Валентины Петровны.
Хватит. Три года я пыталась построить семью с человеком, который не готов был ради этой семьи сделать ни шага. Три года терпела унижения от женщины, которая видела во мне только угрозу своей власти над сыном. Три года надеялась, что всё изменится, что Максим повзрослеет, что его мать примет меня.
Но некоторые вещи не меняются. Некоторых людей не изменить. И иногда лучшее, что можно сделать, — это уйти.
Я открыла ноутбук и зашла на сайт с вакансиями. Моя специальность была востребована, опыт большой. Может, стоит поискать работу в другом городе? Начать всё с чистого листа?
За окном начинал накрапывать дождь. Я любила дождь. Он всегда казался мне символом очищения, нового начала.
— Анжела? — мама снова заглянула в комнату. — Мы с папой подумали… Может, тебе стоит поговорить с Аллой Михайловной? Помнишь, она помогала тёте Наташе во время развода.
Алла Михайловна была семейным адвокатом, подругой мамы.
— Наверное, ты права, — я кивнула. — Завтра позвоню ей.
— И знаешь что? — мама села рядом со мной на кровать. — Я горжусь тобой.
— За что? За то, что не смогла сохранить семью?
— За то, что нашла в себе силы уйти. Это требует мужества, доченька. Гораздо больше мужества, чем терпеть.
Она обняла меня, и я снова почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Но теперь это были другие слёзы. Слёзы освобождения.
Ночью мне снился странный сон. Я стояла в нашей с Максимом квартире, но она была пустая. Никакой мебели, никаких вещей. Только голые стены и эхо шагов. Валентина Петровна сидела посреди гостиной на единственном стуле и вязала бесконечный шарф. Максим стоял рядом, обмотанный этим шарфом с ног до головы, и не мог пошевелиться.
— Видишь? — говорила мне Валентина Петровна. — Он никуда от меня не денется. Он мой.
Я проснулась с чувством облегчения. Сон был таким явным, таким символичным, что не нуждался в толковании. Максим действительно никогда не принадлежал мне. Он всегда был собственностью своей матери.
Утром я проснулась от запаха кофе и свежей выпечки. Спустилась на кухню и обнаружила родителей за завтраком.
— Доброе утро, солнышко, — мама поставила передо мной чашку. — Как спалось?
— Лучше, чем за последние месяцы.
— Вот и славно. Я созвонилась с Аллой Михайловной. Она может принять тебя сегодня в одиннадцать.
Я кивнула. Начинался новый день моей новой жизни.
После завтрака я включила телефон. Ещё тридцать пропущенных звонков. Я просмотрела сообщения — не читая, просто чтобы понять общий тон. Сначала Максим спрашивал, где я. Потом просил вернуться. Потом обещал, что всё изменится. Потом злился. Потом снова просил. Последнее сообщение было от Валентины Петровны: «Девочка, хватит истерить. Возвращайся домой немедленно».
Я удалила все сообщения и пошла собираться к адвокату.
Алла Михайловна оказалась энергичной женщиной лет пятидесяти с внимательными глазами и располагающей улыбкой.
— Анжела, рада вас видеть, хоть и при таких обстоятельствах. Ваша мама вкратце рассказала ситуацию. Давайте обсудим детали.
Следующий час я рассказывала ей всё. О квартире, о вложенных деньгах, о трёх годах совместной жизни. Алла Михайловна слушала внимательно, иногда что-то записывала.
— Что ж, ситуация достаточно ясная, — сказала она, когда я закончила. — Квартира куплена в браке, но если у вас есть документы, подтверждающие источник средств — а я понимаю, они есть — мы можем доказать, что ваша доля действительно составляет семьдесят процентов. Есть два варианта: либо муж выкупает вашу долю, либо квартира продаётся, и вы делите деньги пропорционально вложениям.
— А если он не захочет?
— Тогда через суд. Но обычно до этого не доходит. Люди понимают, что судебные издержки могут оказаться выше, чем предмет спора.
Мы обсудили ещё множество деталей. Алла Михайловна дала мне список документов, которые нужно подготовить, и пообещала начать работу, как только я их предоставлю.
Выйдя из офиса, я почувствовала странную лёгкость. Как будто с плеч свалился невидимый груз. Да, впереди были сложности — развод, раздел имущества, возможно, суды. Но это были решаемые проблемы. Технические вопросы. А самое главное решение я уже приняла.
