После этого он исчез. Плавно. Почти изящно. Как исчезают те, кто всю жизнь избегал настоящих решений.
Ульяна сидела в кафе, неловко перемешивая капучино, который давно остыл. В кофейне было шумно, толпились люди, кто-то громко смеялся, кто-то ругался с баристой. Ульяна ничего не слышала. Она только смотрела на экран ноутбука: там, чёрным по белому, было поздравление от регионального отдела торговли. Первый экспортный контракт. Германия. Сувениры по мотивам старославянских орнаментов.
— Ну, что я тебе говорила? — Катя уселась напротив, сияя. — Будешь теперь петь гимн Европе каждый день.
— Я не верю, что это происходит. Всё как-то… неправдоподобно.
— Потому что ты привыкла жить в чьей-то системе координат. Там, где ты — «жена учёного», «бизнес без диплома», «старается, но не по-людски». А теперь — ты просто ты.
Ульяна улыбнулась. Слабая, но честная улыбка.
— А ты знаешь, — добавила она тихо, — я до сих пор хочу позвонить ему. Рассказать. Что получилось. Что не сломалась. И, главное, — что я не жалею.
— Только не делай этого, Улька. Ты снова превратишься из женщины с бизнесом в девочку с весомым доказательством в руке. А ты давно выросла из этого формата.
— А если я не доказать хочу? — Ульяна положила ладони на стол. — А просто услышать, что он… хотя бы немного гордится мной?
Катя долго смотрела на неё.
— У него был шанс. Не один. Он выбрал не тебя. Он выбрал… покой. Привычную картинку мира. А ты в неё не влезла.
— Я знаю, — кивнула Ульяна. — Просто больно. Даже когда всё уже правильно.
Через два дня был суд. Развод оформили быстро. Без споров. Без дележки. Даже без присутствия — адвокаты сделали всё.
Денис не написал ни слова. Ни письма, ни сообщения. Тишина была его финальным аргументом. Она так и не узнала, что он почувствовал, узнав, что её больше нет. Что она — не рядом, не рядом с его старой системой взглядов, с его мамой, которая до сих пор считала, что женщина без филологического образования должна хотя бы вышивать.
Он исчез. Как привидение, с которым она жила слишком долго, думая, что это любовь.
Офис на новом месте был просторный, с высокими окнами. Команда выросла. Катя теперь была креативным директором, наняли логиста, партнёров из Гамбурга она впервые увидела вживую — в сентябре. Они подарили ей кожаную папку и искренне восхищались коллекцией славянской символики. Ульяна даже смеялась: раньше, мол, ей в лицо говорили «вся эта ерунда», а теперь ерунда идёт в экспорт.
Однажды вечером, ближе к восьми, она осталась в офисе одна. Было тихо. Только редкие машины за окном, да гудение кондиционера. Она достала термос с чаем и села у окна.
В телефоне — сотни сообщений, деловые и личные. Поздравления, просьбы, предложения. Среди них одно новое. Без подписи, просто номер.
«Ты стала красивее. Сильнее. Я часто думаю о тебе. Прости, что не выбрал. Ты была права.»
Сердце вздрогнуло. Нет, не от радости. Не от надежды. От странной, глубокой, почти материнской жалости. К нему. К себе прежней.
Она не ответила. Удалила.
Ночью ей приснился странный сон: она бежала по лесу, босая, в белой рубашке, с чемоданом в руках. Чемодан был лёгкий, почти невесомый, как воздух. Когда она добежала до края поляны, впереди был город. Огни. Звук. Жизнь.
Она улыбнулась. И пошла дальше.
Иногда Ульяна вспоминает. Как они сидели в машине, ругались о том, сколько «должна» за квартиру. Как спорили о том, зачем ей презентация на английском, если «никто из нормальных людей сувениры не экспортирует». Как Галина Павловна поправляла ей блузку и шептала: «женщина должна быть скромнее».
Теперь она знает: женщина ничего никому не должна.
Она сидит у окна, с бокалом белого. Новый партнёр — итальянец, зовут Марко, он много смеётся и обожает всё, что она делает. Но дело не в нём.
Дело в ней. Потому что впервые в жизни Ульяна выбрала себя. И осталась.
И она больше никогда не станет объяснять, почему.
