— Я всё правильно понимаю, Кирилл? — Алина стояла у окна, закутавшись в домашний плед, с видом, который обычно бывает у женщин, уже всё решивших. — Это был план? Жениться, вселиться и начать приводить родню? У нас тут, значит, филиал коммуналки, да?
— Алиночка, ты сейчас на эмоциях, — Кирилл поднял глаза от ноутбука, морщась так, будто его выдернули из-за важной переписки с Кремлем. — Никто никого не приводит. Станислав — мой брат. У него временные трудности. Временные! Мы же семья…
— О! Вот только не надо мне сейчас включать «мы же семья». Станислав лежит на моём диване уже третью неделю. И ест, между прочим, из моих тарелок. А вчера он выпил мой йогурт. Персиковый. Последний.
— Ты серьёзно сейчас? — Кирилл рассмеялся, но смех вышел натужный, без искры. — Из-за йогурта?
— Из-за того, что я живу в своей же квартире, как будто я тут в гостях! — вскинулась Алина и подошла ближе. — А мама твоя? Почему она считает нормальным приходить без звонка, а потом делать замечания, что у нас якобы пыль на телевизоре?
— Это телевизор, Алина. На нём всегда пыль. Природное явление. Как снег в Сибири, — пробормотал он и потянулся за чашкой.
— А когда она предложила переставить мебель и сказала, что мы неправильно обустроили спальню, ты тоже считал, что это нормально?
Кирилл не ответил. Он сидел, уставившись в одну точку, и медленно крутил чашку в руках. Так обычно делают люди, которых загнали в угол, но которые всё ещё надеются из него вырулить. Возможно — задом наперёд.
— Я тебе скажу, что ненормально, — продолжила Алина, уже тише, но опасно спокойно. — Нормально — когда супруг стоит на стороне жены. А не включает «между двух огней» каждый раз, как мама заходит с тапочками и советами.
— Послушай… — начал он, но она уже отвернулась.
— Ты же знал, Кирилл, что это моя квартира. Бабушка её на меня переписала, потому что она меня любила. А теперь твои родные считают, что раз ты сделал здесь ремонт, то автоматически стал совладельцем.
— Я ни слова не сказал про переписывание, — запротестовал он, вставая. — Это всё Виктор Семёнович. Он просто высказал юридическое мнение…
— Юридическое мнение он может высказать своей кошке, если она, конечно, захочет слушать, — Алина бросила на него острый взгляд. — А то он тут развёл адвокатскую консультацию, как будто я с ума сошла и сама не понимаю, что происходит.
За окном мело. Март в Москве бывает таким — вроде уже и весна, но по ощущениям февраль с характером.
Алина медленно подошла к дивану, на котором валялись чужие носки. Судя по цвету и запаху — вчерашние. Осторожно, двумя пальцами, как биолог-исследователь, она взяла их и швырнула в стирку.
— Мне кажется, ты просто хочешь быть один, — вдруг сказала она, и в голосе её не было упрёка. Только усталость. — Ну, или не один. А вот в этой всей… своей стае. Где все знают, как лучше, что кому положено, кто что должен и на чьей стороне правда.
— Ты драматизируешь, — буркнул Кирилл, и это было, пожалуй, худшее из возможных ответов.
Ты драматизируешь — фраза, после которой женщины встают, молча надевают пальто и уходят. И если мужчина не вылетает за ней босиком, спотыкаясь об шнурки, то всё. Можно закрывать главу.
Она просто открыла шкаф и молча начала складывать вещи в сумку.
— Ты куда? — голос Кирилла стал выше на полтона.
