Алина помолчала, потом кивнула.
— Знаешь, самое интересное — он даже не поздоровался. Просто прошёл мимо, снял куртку, как будто его выгнали не полтора месяца назад, а на пять минут во двор покурить.
Юля вытаращила глаза.
— Подожди, в смысле прошёл мимо? Ты что, пустила его?
— Не я. Светлана Васильевна. Она пришла, как ни в чём не бывало, якобы «взять документы» — и заодно захватила сына, его брата и ящик яблок. Говорит: «Алина, у нас тут беда, Кирилл простужен, можно он полежит?»
— Простужен?! Он что, шестилетний котёнок?
Алина наливала кофе, как будто слушала чей-то анекдот. Только шутка всё никак не кончалась.
— Юль, я ведь почти поверила. Смотрю: сидит такой, несчастный, серый, как мышь, носом шмыгает. Пледом укрылся, крошки по дивану рассыпал… и на меня глазёнками смотрит, как будто всё ещё можно. Как будто всё, что было — это я сама себе придумала.
— А я взяла и ушла на работу. Пусть валяется. Я не няня.
К вечеру ситуация достигла абсурда: Кирилл лежал с термометром под мышкой и пил грушевый сок. Его брат смотрел сериал на планшете. Светлана Васильевна готовила «их любимую гречку». Алина вошла, как в театр абсурда, и вдруг поняла: сейчас будет не сцена. Сейчас будет финал.
— Кирилл, поднимись, — сказала она спокойно.
Он обернулся. У него были носки с оленями и та самая майка «Star Wars», которую она ему дарила два года назад. Тогда она думала, что у них всё будет. Дом, дети, отпуск. А теперь — олень в майке, мать у плиты и брат, залипающий в «Три кота».
— Что? Мне плохо. Мама сказала, что…
— Мама здесь никто. Это моя квартира, — сказала Алина. — Я тебе не няня, не санитарка и не источник грушевого сока. Я женщина, у которой вы все тут сидите, как будто она обязана.
Светлана Васильевна вытерла руки об полотенце.
— Алина, ну что ты начинаешь… Ты же была адекватной девочкой. Мы ж как семья…
— Мы — это я. А вы — это гости, — отчеканила она. — И у вас пять минут.
— Ты серьёзно? — Кирилл сел, держа термометр как гранату.
— Серьёзнее, чем когда выходила за тебя замуж. Я тогда, видимо, шутила.
Светлана что-то буркнула про бессердечность и женскую истерию. Брат сказал: «Можно я досмотрю серию?»
Алина подошла, выключила роутер.
— Ты думаешь, тебе будет лучше без меня? Алина, ты просто одна останешься! Кому ты такая нужна, с твоими загонами и характером?!
Она посмотрела на него, как на валенок после весенней слякоти.
— Лучше быть одной, чем с кем-то, кто не умеет ни любить, ни уходить достойно.
Он хотел что-то сказать, но дверь уже была открыта. Юля стояла на пороге, с бутылкой вина и выражением лица «а я предупреждала».
— Помощь звать? — спросила она бодро.
Алина покачала головой.
— Не надо. Они уже уходят.
Через двадцать минут квартира снова наполнилась тишиной. Густой, приятной, как плед. Алина села на подоконник, открыла вино и включила музыку. Не грустную, не «я — сильная женщина» и не «он был, а я ушла». Просто музыку.
Юля принесла две пиццы и старый блокнот с заголовком «планы на жизнь».
— Ну что? — сказала она, кусая сырный край. — Готова писать с чистого листа?
Алина посмотрела на неё и вдруг рассмеялась.
— Готова. Только теперь у меня ручка чётче пишет. И стирать не буду.
На кухне пахло свободой, вином и новой главой.
И это была совсем другая история.
