Маргарита зашла на кухню. Макар уже был там. Он сидел за столом. На середине стола стояла бутылка в окружении тарелок с солёными грибами, квашеной капустой, малосольными огурцами, ветчиной, маринованными помидорами, селёдкой с луком, икрой зернистой лососёвой. На плите в сковороде была жареная картошка. В духовке на противне остывала курица под майонезом.
— Бросай пить, Макар, — сказала Маргарита. — Потому что сил моих уже больше нет терпеть это. Ты уже чуть ли не каждый день пьёшь.
Макар с удивлением посмотрел на жену.
— Бросить? — тихо спросил Макар. — В 58 лет? Ты соображаешь, что говоришь, Маргарита? Сегодня ведь выходной. Я сам всё себе приготовил, накрыл. У меня единственная радость в жизни осталась. Ничего другого нет, что душу греет и сердце успокаивает. А ты хочешь, чтобы я это бросил? Да кто же ты есть-то после этого, Маргарита?
— Не говори ерунды, — сказала Маргарита. — Единственная радость это у него! Да на тебя смотреть противно. Ты не только сам с собой уже разговариваешь, но уже даже и пьёшь один. Неужели не понимаешь, что с каждым днём ты всё глупее и глупее становишься? С тобой страшно жить, Макар.
— Это я глупею с каждым днём? — Макар всерьёз разозлился. — Это со мной-то страшно жить? Да как у тебя язык-то поворачивается такое говорить. Глупею я, видите ли! Жить ей страшно! Скажет же. Да таких мужчин, как я, которые всё сами делают, даже курицу себе жарят под майонезом, сегодня днём с огнём не найти. А что сам с собой разговариваю и пью, так потому что мне дома, может, и поговорить-то и за столом посидеть не с кем, как только с самим собой. Мне, может, есть что сказать, да некому, Маргарита. Да! Вот и пью сам с собой и разговариваю. По необходимости. А с кем ещё-то пить и разговаривать? С тобой, что ли?
Маргарита не ответила.
— Ты знаешь, как меня на заводе уважают? — продолжал свой монолог Макар. — Да на меня там чуть ли не молятся целыми днями. И там никого не пугает, что я сам с собой разговариваю и пью. Потому что ценят! Не иначе как по имени-отчеству называют.
Генеральный директор за руку здоровается. О жизни каждый день справляется. Глупею?! Ты, Маргарита, глупых не видела. Глупые, Маргарита, они сами с собой-то не особо-то разговаривают. Да-да! И по восемьдесят тысяч в месяц у шлифовального станка не зарабатывают. И курицу себе на ужин не жарят. Я бы тебе показал глупых, да ведь ты слишком умная стала.
Маргарита усмехнулась.
— Да что мне в твоих деньгах-то, Макар, — сказала она. — У меня и свои есть. Не меньше твоего зарабатываю. Так что или бросай пить, или давай расходиться.
— Я уже сказал, что это единственная радость в моей жизни, — ответил Макар. — Так что ничего бросать я не собираюсь. И всё. Разговор на этом закончен. (продолжение в статье)
– Что? – Катя замерла, держа в руках тарелку с недоеденным салатом. Её голос дрогнул, словно тонкая струна, готовая вот-вот лопнуть. Она посмотрела на мужа, сидящего напротив за кухонным столом, и попыталась уловить в его глазах хоть намёк на шутку. Но Олег смотрел серьёзно, даже чуть раздражённо, будто её удивление было чем-то неуместным.
– Я сказал, Наташе нужна помощь, – повторил он, откидываясь на спинку стула. – У неё там… ну, проблемы с кредитами. А ты же теперь зарабатываешь побольше, вот я и подумал…
– Подумал? – Катя медленно поставила тарелку на стол, чувствуя, как внутри закипает что-то горячее и колючее. – Олег, ты вообще понимаешь, что говоришь? Это мои деньги. Наши деньги. А не фонд спасения твоей сестры!
Кухня, маленькая, но уютная, с голубыми занавесками и запахом свежезаваренного чая, вдруг стала тесной, словно стены сдвинулись. Катя и Олег сидели за столом, который они выбирали вместе три года назад, в первые месяцы брака, когда всё казалось возможным. Теперь же этот стол стал ареной для разговора, который, кажется, мог перевернуть их жизнь.
– Катюш, не начинай, – Олег вздохнул, потирая виски. – Наташа в беде. Она же не чужая, она моя сестра.
– А я кто? – Катя вскочила, не в силах сидеть спокойно. Её тёмные волосы, обычно аккуратно собранные в пучок, выбились из заколки, и она нервно заправила их за ухо. – Я твоя жена, Олег! И у нас свои планы, свои траты. Почему я должна решать проблемы Наташи?
– Потому что семья – это важно, – отрезал он. – Ты же знаешь, как она к нам относится. Всегда помогала, когда могла.
– Помогала? – Катя почти рассмеялась, но смех вышел горьким. – Когда это она нам помогала? Когда заняла у нас десять тысяч на «срочную покупку» и не вернула? Или когда ввалилась к нам на неделю, потому что её «бывший выгнал»?
Олег нахмурился, его лицо, обычно открытое и добродушное, стало жёстким. Он был на три года старше Кати, инженер в строительной фирме, человек, который всегда старался избегать конфликтов. Но сейчас в его глазах мелькнула искра упрямства.
– Ты несправедлива, – сказал он тихо. – Наташа не такая. Она просто… запуталась.
– Запуталась? – Катя упёрла руки в бёдра. – Олег, она потратила кучу денег на какие-то уколы красоты и сумки от Gucci! А теперь не может платить по кредитам? Это не «запуталась», это безответственность!
Катя вспомнила, как месяц назад Наташа, младшая сестра Олега, хвасталась в их гостиной новыми туфлями за тридцать тысяч. «Они же итальянские!» – щебетала она, вертя ногой перед Катей, словно та должна была аплодировать её выбору. Тогда Катя промолчала, хотя внутри всё кипело. Она сама себе такие траты позволить не могла – каждая копейка уходила на ипотеку, коммуналку, продукты. А Наташа, тридцатилетняя, без мужа, без детей, жила так, будто деньги растут на деревьях.
– Я уже пообещал ей, – вдруг сказал Олег, и его слова ударили Катю, как холодный душ.
– Что ты сделал? – она шагнула ближе, чувствуя, как кровь стучит в висках.
– Я сказал Наташе, что мы поможем, – он отвёл взгляд, уставившись на узор скатерти. – Ну, точнее, что ты поможешь. С твоей прибавкой это же не проблема, правда?
Катя почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она оперлась на спинку стула, чтобы не упасть. Олег, её Олег, который клялся в любви у алтаря, который обещал быть на её стороне, уже всё решил за неё. Без разговоров, без её согласия. Просто взял и отдал её деньги – те, что она ещё даже не получила.
– Ты серьёзно? – её голос стал тише, но в нём звенела сталь. – Ты пообещал мои деньги, не спросив меня?
– Катя, не драматизируй, – Олег поднял руки, словно защищаясь. – Это же не навсегда. Она вернёт, как только устроится на работу.
– Устроится? – Катя почти кричала. – Она уже полгода «ищет себя»! А до этого что? Работала в салоне красоты и тратила всё на шмотки!
В этот момент в коридоре послышался шорох. Катя обернулась – в дверях стояла их дочь, шестилетняя Маша, в пижаме с единорогами. Её большие глаза смотрели на родителей с тревогой.
– Мам, пап, вы чего ругаетесь? – тихо спросила она, сжимая в руках плюшевого мишку.
Катя тут же замолчала, чувствуя укол вины. Они с Олегом старались не ссориться при дочери, но сегодня нервы были на пределе.
– Всё хорошо, солнышко, – мягко сказал Олег, вставая и подходя к Маше. – Иди спать, мы просто разговариваем.
– Громко разговариваете, – заметила Маша, но послушно развернулась и ушла в свою комнату.
Катя смотрела ей вслед, чувствуя, как внутри всё сжимается. Ради Маши, ради их маленькой семьи она и работала так много, терпела усталость, мечтала о будущем. А теперь её муж хочет, чтобы она жертвовала этим ради сестры, которая даже не удосужилась спросить, удобно ли это.
– Олег, – сказала Катя, когда они остались одни, – я не буду платить за Наташу. И точка. (продолжение в статье)