Знакомые интонации, заученные слова. Надо же — я ведь правда двадцать лет верила всему, что он говорит.
— Чего знаешь? — он нахмурился, но глаза забегали.
— Про твою Ласточку. Про то, как вы собрались дом в Геленджике покупать. Как ты меня двадцать лет «терпел».
Он дёрнулся, будто от удара током. Глаза округлились, нижняя челюсть отвисла. Да уж… стоило видеть эту картину.
— Ты что, мой телефон шерстила? — выдавил наконец. — Нашла время!
Я только головой покачала. Вот оно, значит, как. Даже не отрицает.
— То есть, тебя смущает не то, что ты изменяешь, а то, что я об этом узнала?
Он уткнулся взглядом в пол. Плечи поникли. Вся спесь слетела в одну секунду.
— Это… это не то, что ты думаешь.
Я не выдержала и хмыкнула:
— А что же это, Вить? «Случайно познакомились», «ничего серьёзного», «само как-то вышло»?
— Не издевайся. — Он вдруг сгорбился, стал выглядеть ещё старше. — Ну да, познакомились… Полгода назад это было. В командировке. Она молодая, весёлая… А ты вечно с работой своей, с цифрами, с отчётами…
— А-а-а, так это я виновата? — перебила его. — Что работаю? Что дом тащу? Что устаю?
— Да не в этом дело! — Он с силой потёр виски. — Просто… всё сложно. Ты стала другой. Я стал другим. Двадцать лет — это ж не шутка.
И вот этому человеку я посвятила полжизни?
— А когда ты решил мои деньги прикарманить? — голос звучал на удивление спокойно. — Это тоже из-за того, что «всё сложно»?
— Не прикарманить! Просто позаимствовать! — он вдруг заговорил быстро, суетливо. — Понимаешь, у меня проблемы на работе. Крупную сумму проиграл. Думал — отыграюсь, а стало только хуже. Мне эти деньги позарез нужны, чтобы долг закрыть.
— Да! Я… я немного позаимствовал из служебного бюджета… — он отвёл глаза. — Если не верну срочно — заведут дело. А если ты поможешь, я всё улажу. И потом обязательно тебе верну, клянусь!
Я смотрела на него и не узнавала. Этот жалкий, трясущийся человек — мой муж?
— Значит, ты не только изменил, но ещё и растратчик, — сказала тихо. — Замечательно. А ведь я почти поверила.
— Когда ты требовал денег. Я чуть не поддалась. Поверила, что ты в беде, что тебе нужна помощь… Хорошо, что ночью сомнения взяли верх.
Я открыла папку, достала пачку распечаток. Их переписка, фотографии, скриншоты. Бросила на столик. Виктор побледнел.
— Я вчера была у юриста. И у нотариуса. И в банке, — слова падали, как камни. — Заявление на развод уже подано. Вот, ознакомься, — протянула ему бумагу.
— Ты… ты что, серьёзно? — он смотрел на меня с таким изумлением, словно я иностранку заговорила. — Из-за какой-то интрижки? Из-за денег?
— Из-за предательства, Вить. Ты предал всё, что между нами было.
— А как же двадцать лет вместе? — голос сорвался. — Неужели ничего не значат?
— Для меня — значили. Для тебя, видимо, нет, — я встала. — Осталось решить с разделом имущества. Надеюсь, обойдёмся без скандалов.
Он вдруг подскочил, подлетел ко мне. Схватил за плечи — пальцы больно впились в кожу.
— А деньги? — в глазах плескался страх. — Оль, мне эти деньги позарез нужны! Я ж говорю — меня посадят!
Раньше такой его взгляд заставил бы меня дрогнуть, пойти на попятную. Но не сегодня.
— Деньги в безопасности, — спокойно ответила. — И тебе недоступны.
Ни трясущиеся руки, ни умоляющий взгляд, ни дрожащие губы — ничто не могло растопить ледяной ком внутри.
— Ты не понимаешь! — почти кричал. — Без этих денег мне конец! Меня уволят, под суд отдадут!
Я долго смотрела в его глаза. Когда-то родные, сейчас — совершенно чужие.
— Тебе стоило подумать об этом раньше. До твоей Ласточки. До растраты. До вранья.
Он медленно разжал пальцы. Сел, обхватив голову руками.
— Что мне теперь делать?
— Не знаю, — ответила честно. — Теперь это только твоя забота.
Видела, как дёрнулся уголок его рта, как побелели костяшки пальцев. В этой комнате всё ещё сидел мой муж — но между нами разверзлась пропасть шириной в двадцать лет.
Солнце клонилось к закату, заливая комнату оранжевым светом. Он сидел на кухне, уткнувшись в стакан с водкой. Молчал. Что тут ещё говорить?
Я собрала вещи быстро. Странно, как мало на самом деле нужно взять, уходя из двадцатилетней жизни. Документы, немного одежды, фотографии родителей, пару книг. Остальное — пусть остаётся. Потом разберёмся, если захочу.
Когда защёлкнула замок чемодана, вдруг накатило — слабость в коленях, дрожь в пальцах. Присела на кровать. В этой спальне столько всего было. Радость, слёзы, ссоры, примирения. А теперь всё это — прошлое. Как будто кино посмотрела про чужую жизнь.
— Уходишь? — Виктор возник в дверях. Он не шатался, хотя уже прилично набрался.
Он шагнул в комнату, замер напротив. В глазах — злость вперемешку с отчаянием.
— К маме своей поедешь? Или к подружке? Поплачетесь вместе, какой я подлец…
Я покачала головой. Не собиралась отчитываться. Больше — нет.
— Думаешь, без меня лучше будет? — он хмыкнул, качнулся с пятки на носок. — Одна, в твоём-то возрасте? Да кому ты нужна?
Я поймала себя на том, что эти слова не задели. Ещё вчера разревелась бы. А сегодня… Внутри пусто и спокойно.
— Можешь думать что хочешь, — ответила негромко. — Найдёшь мои вещи — сложи в коробки, я потом заберу.
Взяла чемодан. Он преградил дорогу.
— Я тебя не отпускал.
Сколько раз слышала эту фразу. И пасовала, отступала. Сегодня всё по-другому.
— Это не тебе решать, — сказала твёрдо.
— Мне вот интересно, — он не двигался с места, — ты ж хотела счастливой старости. «Внуков вместе нянчить,» помнишь? И что теперь? Похерила всё из-за?..
— Не я похерила, Вить. Ты.
Он вдруг сгорбился, враз постарел лет на десять.
— Прости, — выдавил через силу. — Я погорячился. Давай поговорим… Всё обсудим… Ты только не уходи.
Нащупала в кармане телефон. Записи нашего разговора на нём. И скриншоты переписки с этой… Ласточкой. Сжала телефон, как талисман.
— Поздно, Вить. Всё уже сказано.
— Я люблю тебя, — слова упали, как камни. — Всегда любил. Эта девчонка — ничего не значит…
Посмотрела в его глаза. Когда-то готова была утонуть в них. А сейчас не чувствую ничего.
— Твои проблемы решать не буду, — сказала спокойно. — Но кое в чём помогу. Долги свои закрой квартирой — она на тебе записана. Продашь — хватит расплатиться и на первое время.
Его лицо исказила гримаса:
— О-о-о, какая щедрость! А сама-то где жить будешь?
— Найду где, — я пожала плечами. — У меня своя голова на плечах. И руки. И деньги.
Виктор отшатнулся, словно ударила его. В глазах мелькнуло что-то новое. Не злость, не обида… Уважение?
