Антон вернулся из командировки поздно вечером. Скинув пальто и поставив чемодан в прихожей, он прошёл на кухню, чтобы попить воды. Но, дойдя до стола, остановился. На поверхности лежал его нож — один из тех, которые он сам аккуратно точил каждую неделю. Только теперь лезвие выглядело так, словно его варварски испортили.
— Что за... — пробормотал он, беря нож в руки. Проведя пальцем по кромке, Антон почувствовал неровности. — Кто это сделал?
На столе валялся точильный камень, рядом несколько металлических опилок. Антон недовольно выдохнул и отправился в спальню. Лена лежала на кровати, притворяясь спящей. Антон включил свет.
— Лена, вставай. — Голос его был мягким, но решительным.
Жена недовольно повернулась к нему:
— Что случилось? Почему ты свет включил?
Антон поднял нож, чтобы она увидела.
— Это. Ты объяснишь, что произошло?
Лена прикрыла глаза рукой и устало вздохнула.
— Господи, Антон, ты серьёзно? Это всего лишь нож.
— Всего лишь нож? — он нахмурился. — Это не "всего лишь нож". Это инструмент, за которым я слежу. Кто-то его испортил.
— Не знаю, о чём ты, — сказала она, отворачиваясь.
— Лена, ты же не точила его, верно? — Он присел на край кровати. — Тогда кто? Кто заходил?
Лена помолчала, затем бросила:
— Никто. Может, сам случайно повредил, или кошка что-то уронила.
Антон внимательно посмотрел на неё. Её голос звучал спокойно, но что-то в её тоне не совпадало с уверенностью. Он хотел спросить ещё, но решил отложить этот разговор.
— Ладно, — тихо ответил он. — Поговорим утром.
Он вышел из спальни, выключив свет, и вернулся на кухню. (продолжение в статье)
— Прости, сынок, — прошептала мать, — не могу я позволить тебе жизни чужие губить. На том свете мы с тобой встретимся. Я следом за тобой уйду… — Мама, это я Машеньку удавил, — блаженно улыбаясь, сказал матери Митька, — я хотел сблизиться, а она… Толкала, ругалась… Мамочка, руки сами к ее горлу потянулись. Когда очнулся — лежит Машенька на земле… А теперь она меня купаться зовет. Каждый день приходит!
***
В тихой русской глубинке, где деревянные домишки тесно жались друг к другу под сенью вековых берез, в одном из самых обычных домов, ничем не отличавшемся от остальных, жила обычная деревенская баба — Анна. И всё у неё было как у всех: огород, куры, корова, нехитрый скарб, заботы и радости. И беспокойство — единственный сын Дмитрий. Прижила она его от случайной связи, кто был отцом мальчугана, никто не знал. Деревня год шепталась, а потом забросили это неблагодарное дело — чего мусолить одно и то же? Сынишка Анны, Димка, отличался от остальных деревенских мальчишек. Не шумел, не носился целыми днями по улицам, не приходил домой с разбитыми коленями и чумазым лицом. Он не гонял мяч с соседскими пацанами, не лазил по деревьям, не купался в речке до посинения. С утра до ночи он ходил хвостиком за матерью, словно маленький, потерявшийся щенок, всего боялся, вздрагивал от любого шороха. — Мам, а там страшно? — тихонько спрашивал он, показывая пальчиком на темный угол сарая. — Глупенький, чего там бояться? Там же курочки наши живут, — ласково отвечала Анна, прижимая его к себе. Димка не любил оставаться один. Ему казалось, что в одиночестве его подстерегают какие—то неведомые опасности. Он сторонился других детей, считая их слишком шумными и грубыми. — Они меня обидят, мам, — шептал он, прячась за юбку Анны, когда мимо проходила ватага галдящих мальчишек. Анна понимала, что Димка отличается от других детей, вздыхала, но от этого любила его ещё сильнее, прижимала к себе слабенькое, нацеловывала тоненькие пальчики и впалые щечки. И молилась за него денно и нощно. — Господи, пошли ему здоровья и сил. Защити от зла и напасти, — шептала она, глядя на спящего Митьку. Односельчане относились к Митьке по—разному. Кто—то жалел его, кто—то посмеивался, а кто—то и вовсе считал его не от мира сего. — Чего это у тебя за сыночек такой? — спрашивала соседка тетя Маша, — вечно под юбкой твоей прячется. Мужиком—то вырастет? — Вырастет, — отвечала Анна, — вырастет хорошим человеком. Главное, чтоб здоровый был. — Здоровый—то он, здоровый, — тянула тетя Маша, — только вот какой—то больно тихий. Как бы чего не случилось. Анна не обращала внимания на пересуды. Она знала, что Димка — её самое большое сокровище, её смысл жизни. Она готова была на всё ради того, чтобы он был счастлив.
***
Однажды, тихим летним вечером, когда солнце уже клонилось к закату, а в воздухе звенели комары, Димка подошел к матери и тихонько спросил: — Мам, а почему я не такой, как все? Анна присела на корточки перед сыном, взяла его маленькие ручки в свои ладони и посмотрела ему прямо в глаза. — Димка, ты самый лучший, — сказала она, — ты самый добрый, самый умный и самый любимый. Не важно, какой ты. Важно, кто ты есть внутри. Димка внимательно слушал мать, и в его глазах появилась робкая надежда. — Правда? — спросил он. — Правда, — ответила Анна, — ты — мой единственный сыночек, и я люблю тебя любым. Она обняла Митьку крепко—крепко, и он прижался к ней в ответ. Анна давно поняла, что её любовь — это самая большая защита для Митьки, и она будет оберегать его до последнего вздоха.
***
Димка рос, но внешне мало менялся. Всё такой же худенький, бледный, с большими испуганными глазами. Он оставался таким же нелюдимым, сторонился людей, предпочитая общество деревьев и птиц. Бродил один по лесу, часами сидел на берегу реки, бормоча что—то себе под нос. Анна, наблюдая за ним издали, вздыхала, но не мешала его уединению. Она верила, что природа — лучший лекарь для его души. Конечно же, местная ребятня давно уже сделала Митьку предметом своих насмешек и издёвок. Он был для них этаким городским сумасшедшим, на котором можно выместить свою злость и скуку. Могли и камнем кинуть, и собак натравить, и обозвать обидным словом. — Эй, юродивый! Чего бродишь тут? — кричали они ему вслед, — иди лучше мамкину юбку дергай! Димка обиды сносил стойко. (продолжение в статье)
