Наталья стояла в дверном проеме, опираясь на косяк. Глаза щипало от слез, но она не позволяла им вырваться наружу.
— Ты уже взрослая, Ира. Сама так говорила. Вот и поступай, как взрослая.
Дочь отвернулась, взяла чемодан и вышла. Грохот захлопнувшейся двери сорвал со стены старый календарь. В квартире установилась тишина.
Наталья вошла в комнату. На кушетке лежала кофточка малыша с изображением зайки. В углу одиноко стояла погремушка, а на окне – пустая детская бутылочка. В воздухе ощущался запах детского масла, смешанный с ароматом молочной смеси.
Она села на край кровати, провела рукой по покрывалу и закрыла глаза. Внутри все сжалось в комок: вина, обида, облегчение и боль – все одновременно.
«Боже, неужели я действительно сожгла за собой все мосты? Или так было необходимо? Чтобы она, наконец, повзрослела?» – размышляла Наташа, внимая тишине.
Впервые за многие месяцы в квартире не было детского плача. Но и тишина оказалась невыносимой.
Прошел год. Изматывающая боль внутри Наташи утихла, хотя рубец остался. Она жила механически: работа, редкие звонки от дальних родственников, редкие сновидения, в которых она вновь качает ребенка.
Однажды вечером Наталья зашла к своей подруге Марины. В ее доме пахло пирогами с капустой и свежим чаем. Марина предложила ей место за столом, поставила перед ней чашку, и впервые за долгое время Наталья разрешила себе просто отдохнуть.
– Ну, рассказывай, как ты? – спросила Марина, наливая чай.
Наташа долго молчала, наблюдала, как чай окрашивает воду в янтарный цвет. Потом ее словно прорвало. Она начала говорить – путано, с остановками, неразборчивыми словами. Поведала все: как Ира оставляла ребенка одного, как по ночам они кричали вдвоем – ребенок из-за голода, она от усталости; как сердце болело, когда пришлось выгнать дочь из дома.
Марина слушала молча, лишь время от времени подавала ей салфетку, чтобы вытереть слезы.
Когда Наташа умолкла, опустив голову, подруга тихо сказала:
– Жестко, конечно. Но верно. Ты свое уже отпахала. Если бы промолчала, она принесла бы тебе и второго, и третьего. А так – теперь либо образумится, либо погибнет. Но это уже ее жизнь. Не твоя.
Слова запали в душу тяжелым грузом, но не обидным – освобождающим. Наталья всхлипнула, а потом впервые за долгое время глубоко вздохнула и почувствовала, что может дышать полной грудью.
Она осознала: чужую жизнь прожить невозможно. Каждый сам несет ответственность за свой выбор.
Наташа подняла глаза на подругу, кивнула и впервые за много месяцев позволила себе улыбнуться. Пусть и сквозь слезы, но все же – улыбнуться.
