– Нет. Он будет приходить с работы, ужинать и смотреть новости. А я…
– А ты будешь метаться между плитой, утюгом, его мамой и своими тетрадками. Всю оставшуюся жизнь. Лена, очнись! Тебе пятьдесят три года. Это не тот возраст, когда жизнь заканчивается. Это тот возраст, когда она, черт возьми, может наконец-то начаться для себя! Ты всю жизнь на кого-то работала: на мужа, на детей, пока росли, на школу. А для себя когда? Когда ты в последний раз делала то, что хочешь именно ты, а не то, что «надо»?
Слова Ольги были как ушат ледяной воды. Хотелось возразить, сказать, что это долг, семья, что так положено… Но она не могла. Потому что Ольга была права. Когда? Она не помнила. Ее желания всегда были какими-то маленькими, скромными, и она легко от них отказывалась. Хотела пойти на курсы итальянского – «Зачем тебе это, деньги на ветер». Мечтала съездить в Питер, побродить по Эрмитажу – «Лена, какая дача без тебя, все сорняками зарастет». И вот теперь ее самое главное желание – желание иметь свой угол, свое личное пространство – тоже было объявлено эгоистичным и несерьезным.
– А ты? – Ольга смотрела ей прямо в глаза. – Тебе что нужно? Или ты в этой схеме вообще не в счет? Просто бесплатное приложение к медицинской кровати?
Этот разговор стал для Елены точкой невозврата. Она вернулась домой другим человеком. Внешне все было по-старому, но внутри что-то щелкнуло, встало на место. Страх никуда не делся, но к нему примешалось новое, холодное чувство – решимость.
Вечером Дмитрий вернулся с работы необычно возбужденный. Он даже не стал переодеваться, прошел прямо в комнату.
– Лен, иди сюда! Смотри, что я нашел.
На экране его смартфона была фотография медицинской многофункциональной кровати.
– Почти новая, мужик продает, у него отец умер. За тридцать тысяч всего отдает, а новая такая под сто стоит. Я уже договорился, завтра после работы заеду, заберу. Деньги у соседа перехвачу до зарплаты.
Елена смотрела на фотографию. На это чудовищное сооружение из металла и пластика, которое должно было встать в ее комнате, на месте ее стола, ее книг, ее маленького мира.
– Ты уже договорился? – тихо спросила она.
– Ну да! Такой шанс упускать нельзя! – радостно ответил он. – Ты представляешь, какая экономия!
Он не спросил. Он даже не подумал, что нужно спросить. Он просто решил, договорился, нашел деньги. Она, ее мнение, ее чувства – все это было за скобками его уравнения. Она была не переменной, а константой. Функцией, которая по умолчанию должна была согласиться и обслужить его решение.
– Так, значит, завтра к вечеру надо стол твой разобрать и вынести на балкон пока, – деловито продолжил он. – И книжки твои с полки убрать, чтобы пыль не собирали. Антонина Павловна это не любит.
Елена смотрела на него, на своего мужа, с которым прожила четверть века, и впервые видела его по-настоящему. Не родного человека, а чужого. Прагматичного, уверенного в своей правоте, абсолютно глухого к ней. И вся любовь, вся нежность, все компромиссы и жертвы, которые она приносила годами, показались ей вдруг бессмысленной, глупой тратой жизни.
Кульминация наступила на следующий день, в пятницу вечером. Дмитрий, гордый собой, вместе с соседом втащил в квартиру разобранные части кровати. Они загромоздили всю прихожую. Запах металла и больницы наполнил их маленький дом.
– Ну вот! – вытирая пот со лба, сказал Дмитрий. – Завтра с утра соберу. Лен, ты стол разобрала?
Елена стояла в дверях комнаты. Ее стол стоял на своем месте. На нем лежали стопки тетрадей, стояла лампа под зеленым абажуром и маленькая вазочка с веточкой маттиолы с балкона.
– Нет, – спокойно сказала она.
– В смысле, нет? Я же просил.
– Я не буду разбирать свой стол. И твоя мама не будет здесь жить.
Он смотрел на нее несколько секунд, не веря своим ушам. Потом его лицо начало медленно наливаться краской.
– Ты… Ты что несешь? Ты в своем уме? Я кровать привез! Я с матерью договорился! Она завтра утром приезжает!
– Это твои проблемы, Дима. Ты договорился – ты и решай. Можешь отвезти кровать обратно.
