Он допил чай, встал и пошел в комнату, включил телевизор. Вопрос был закрыт. А Елена осталась стоять на кухне, глядя на остывающую чашку. В голове билась одна мысль: «Это конец». Конец ее тихих вечеров, ее балкона, ее последней хрупкой раковины, в которой она пряталась от мира. Она представила себе Антонину Павловну здесь. Постоянно включенный на полную громкость другой телевизор. Запахи лекарств, смешанные с запахом готовящейся для нее специальной еды. Упреки в том, что суп пересолен, а в комнате сквозняк. И вечное, давящее присутствие чужого человека, который никогда ее не любил и не пытался этого скрыть.
Следующие несколько дней прошли как в тумане. Дмитрий был деятелен и энергичен. Он съездил к матери, успокоил ее, пообещав забрать в конце недели. Он звонил каким-то людям, договаривался о перевозке вещей. Он вел себя так, будто их ждало радостное событие, вроде приезда долгожданного гостя. Елена же ходила как тень, механически выполняла домашние дела, готовила ужин, но мыслями была далеко.
Она пыталась заговорить с ним еще раз. Вечером, когда он, довольный собой, раскладывал на диване какой-то план.
– Дима, я все понимаю, это твоя мама… Но, может, есть другие варианты? Может, взять кредит? Нанять сиделку хотя бы на полгода, а там что-то придумать?
Он посмотрел на нее как на неразумного ребенка.
– Кредит? Лена, ты в своем уме? Нам ипотеку еще три года платить. И потом, чужой человек в доме – это еще хуже. Будет воровать, обижать ее. А тут ты. Ты же все равно дома после обеда. И присмотришь, и покормишь.
– Но я работаю! У меня тетради, подготовка к урокам…
– Да что там твоя работа! – отмахнулся он с досадой. – Не на заводе же вкалываешь. Сидишь себе в тепле. Подумаешь, тетрадки. Ночью проверишь.
Ночью. Когда она и так спала по пять-шесть часов, потому что ложилась за полночь, а вставала в шесть утра, чтобы приготовить ему завтрак и собраться в школу.
Ее внутренний мир, который она так бережно выстраивала годами, начал трещать по швам. Она вспоминала их молодость. Как Дима красиво ухаживал, дарил цветы, читал стихи. Как они мечтали о большой семье, о доме с садом. Куда все это делось? Когда он перестал видеть в ней женщину, личность, а начал воспринимать как удобную функцию, как часть быта, вроде стиральной машины или холодильника? Она не могла найти ответ. Все происходило постепенно, незаметно. Сначала он перестал спрашивать ее мнение о крупных покупках. Потом начал принимать решения об их отпуске в одностороннем порядке. Потом появились фразы «я так решил», «так будет правильно», «не забивай себе голову». И она… она уступала. Ради мира в семье, ради спокойствия. Ей казалось, что это и есть мудрость – не раздувать из мухи слона, быть гибкой. А теперь слон вырос до таких размеров, что грозил раздавить ее саму.
Спасение пришло оттуда, откуда она не ждала. В учительской, во время перемены, она сидела, бездумно помешивая ложечкой остывший чай в стакане. Ольга, учительница истории, шумная, энергичная женщина лет сорока пяти, недавно пережившая тяжелый развод, присела рядом.
– Лен, ты чего кислая, как лимон без сахара? Опять твои оболтусы из девятого «Б» двойки схватили?
Елена подняла на нее полные слез глаза и, сама от себя не ожидая, вдруг начала говорить. Сбивчиво, путано, она вывалила на Ольгу все, что накопилось за эти дни: про свекровь, про однокомнатную квартиру, про стол, который нужно убрать, и про глухую стену непонимания мужа.
Ольга слушала молча, не перебивая, только ее ярко накрашенные губы сжимались все плотнее. Когда Елена замолчала, опустошенная и пристыженная своей откровенностью, Ольга взяла ее за руку. Ее ладонь была теплой и сильной.
– Так, подруга, стоп. Давай по порядку. Квартира чья?
– Общая. В ипотеке была, вот недавно… ну, еще три года платить.
– Понятно. Значит, твоя ровно наполовину. А его мама где прописана?
– У себя, в своей квартире.
– Отлично. Значит, юридически ты ей никто и ничем не обязана. Это раз. Теперь два. Твой благоверный решил из твоей жизни и твоего дома сделать богадельню, так? Он при этом чем-то жертвует? Своей работой? Своим хобби – рыбалкой по выходным? Своим диваном перед телевизором?
Елена замотала головой.