— Шестнадцатое октября, — прошипел кто-то над ухом.
Злата открыла глаза. Перед ней, в люльке с прозрачными стенками, лежало омерзительное существо, сложив на груди влажные щупальца. Она помнила этот холодный безучастный взгляд. Девушка зажмурилась, пытаясь прогнать видение, и окликнула соседку:
— Здесь только ты и я. Помнишь шестнадцатое? — Проскрипел голос.
Страх липко растекался по пояснице, лёгкие сдавило. Злата молча лежала, закрыв глаза. Решила больше вообще их не открывать, пока кто-нибудь не войдёт в палату.
Через некоторое время её потрясли за плечо:
— Ну и крепкий сон у вас, мамочка. Дитя орёт, разрывается, покормите его уже!
Злата осторожно открыла глаза. Медсестра сунула свёрток с монстром ей в руки. Существо оскалилось, демонстрируя зубы-иглы, и щупальцем коснулось груди. Злата смотрела на него в оцепенении.
— Вам страшно? Первенец? Давайте помогу, побуду с вами. Важно, чтобы ребёнок брал грудь правильно, тогда не будет больно. Немножко нужно сцедить.
Медсестра сцедила несколько капель, протёрла грудь салфеткой, и он впился в сосок. Злата завизжала. Медсестра стала жать на щёки монстра, чтобы выпустил грудь, и тот недовольно рыкнул на неё.
— Видите как важно, чтобы он правильно присосался… Ничего, сейчас всё получится.
Монстр снова сомкнул на нежной плоти злобный ротик, глядя прямо в глаза Злате. Демонстративно он стал двигать челюстями туда-сюда, причиняя адскую боль.
Девушка не выдержала и оттолкнула голову монстра. На ореоле алели капельки крови. Она бросила существо на край кровати, и оно противно завыло.
— Всё, я больше не могу. Я не буду кормить это чудовище! Унесите его!
Медсестра прижала к себе свёрток и в ужасе смотрела на Злату.
— Что смотришь, плохо слышишь? Убери это чудовище! Убери это от меня!
Злата уткнулась в подушку и забилась в истеричных рыданиях.
Прибежали дежурный врач и психолог. Говорили что-то о мощной послеродовой депрессии. Вкололи успокоительное, а вечером пришел мрачный Игорь.
— Что с тобой, ты можешь объяснить? Я говорил с врачом. Ребёнок нуждается в материнском молоке, мы же договаривались, что шесть месяцев ты будешь кормить. Если боишься испортить грудь, так и скажи. Но швырять нашего сына и называть чудовищем — это ненормально.
Лицо Игоря просветлело.
— Да, мой пацан. Знаю, что пока маленький, нельзя фоткать… Но я маме отправил, не удержался. Говорит, это копия меня в младенчестве!
— Ты родился серо-бурого цвета, с щупальцами, и острыми иглами во рту? Мне вы показывали совсем другие фотографии.
— Господи, что ты несёшь? Наш сын как с рекламы про смеси, лапочка. А я думал, что в первые дни они страшные и сморщенные. Можно я его принесу?
—Нееет! Нет. Я не готова видеть его. И потом, когда мы приедем домой, ты ни на секунду не оставишь меня с ним наедине! Понятно?
— Да что с тобой? Мы так ждали Ярика… Если ты разыгрываешь меня, то это плохой розыгрыш.
Злата написала заявление и досрочно выписалась из роддома. Её не радовали ни цветы, ни колье с бриллиантами, которое она получила от Игоря за рождение сына. Она ловила осуждающий взгляд Анны, которая сразу же взяла на руки монстра, и не выпускала до самого дома.
В машине свекровь сюсюкалась с ним нежно, и чудовище ласково касалось щупальцами её щёк. Смотрело даже с любовью, насколько это возможно мёртвыми чёрными глазами. Злата попыталась представить, что его можно полюбить. А что, спилить мерзкие зубы — и можно даже опять подпустить к груди… Вот такой он, необычный, ну и что? Эти щупальца даже забавные, если не думать об их липкости и мертвенной холодности. Но монстр, будто услышав её размышления, повернул голову, одарил взглядом, полным ненависти, и прошипел:
