— Ты не переживай, я все понял Настасья. Йосип! – крикнул он. — Выводи скакуна, я верхом поеду, а ты, – обратился он к девочке, — домой ступай, чая напейся, отдохни!
— Гм… Эм.. – вдруг замялся Сергей Иванович, когда Настасья ушла. –Степановна! – заорал он и в дверях появилась толстая баба с козлиной бородкой.
— Чего вам? – спросила старуха.
— Я еду сейчас и поздно буду. Ты тут присмотри за лавочкой. Вдруг чего, Ваню проси. Поняла?
Сергей Иванович еще не отъехал со двора, а в гнилом мозгу старухи уже зародилась коварная идея. Она знала, что Ваня, как новенький, не знает еще всех порядков в лавочке.
— Чаю будешь? С сахаром, у меня есть, – сладко говорила она.
Старушонка вышла и через пятнадцать минут воротилась.
— Ой ты Божечки. Что ж за напасть то такая. Не одно так другое, – охала старуха и вплотную подошла к Ване. Его сразу обдало кислым запахом сивухи.
— Что такое? Что случилось? – с тревогой спросил Ваня.
— Беда голубчик. Говорила я этому окаянному, не лезь пень, упадешь, зашибешься. А он… Как о землю горохом. Упал он. Лежит. Встать не может. Помоги до кровати дотянуть, а я пока бельё постелю. Он там, у дальнего сарая, что возле улья.
Ваня нашел Йосипа, только не там, где говорила Степановна, и совсем целым, вот только пьяным, что на ногах не держался. С трудом притащил Ваня его в комнату, где Степановна уже постелила и приготовила самовар.
— Спасибо батюшка. Еще просьба есть к тебе, коль не сложно. Я баба старая, не смогу. В погребе что справа, достань варенья яблочного. Одну баночку, хочу хозяина полакомить, когда вернется.
Весь день до вечера Ваня бегал туда-сюда по двору. Искал несуществующего варенья в темном погребе и выполнил еще кучу мелких поручений. Лишь бы в лавочке поменьше сидел. Позже он застал пьяную бабу за прилавком.
— Устал я вижу, молодчик, – начала она. – Ну, ступай домой, я тут сама постою.
— Ну уж нет. Итак, весь вечер по твоим прихотям бегаю. Замучила! Всю паутину в погребе собрал, руку порезал, сорочку порвал. Кто теперь чинить будет. Ты? А сама… напилась паскуда… — выпалил он и осекся.
«Не уж то раскусил? – с улыбкой подумала старуха. – Да и неважно уже, ему же хуже.» Тут бабка и вспылила, хоть и не рассчитывала, а, впрочем, небольшая разница. Спирт в крови говорил, а не она.
— Сергей Иванович придёт. Спрашивать будет, мол, так и так, куда деньги девались и бутыль самогона.
— Ах! – с замиранием сердца воскликнул Ваня. – Да не ужель ты посмеешь…
— А так-то оно голубушек. Думаешь, тебе поверят? Выродок незаконнорождённый. Да кто тебе поверит? Я у Сергея Ивановича уже лет пятьдесят на службе, а ты, без году неделя. Еще и смеешь восклицать тут, ахать, оскорблять. А ну пошёл отсюда! – кричала она, но Ваня стоял как вкопанный. – Слышишь? Иди говорю, домой потихонечку, да не дури, а то только хуже сделаешь. Паразит!
Тут открылась дверь, из которой вывалился пьяный Йосип. Морда напухла, глаза блестят, причмокивает и икает. Вдруг запел.
— Черт окаянный! – загремела она пуще прежнего. – Откуда ты вылез! Разве я не велела тихо сидеть и ждать, а ты… — Тут она обернулась на Ваню. – Ты еще здесь?
Ваня молча вышел, оставив дверь на распашку. Как в бреду или во мраке, он медленно направился в сторону школы.
«За что же мне такое наказание? Боже, разве я так много успел согрешить за жизнь свою кроткую? Я смиренно переношу все гонения и оскорбления. Каюсь, Господи. Иногда злость меня берет, мысль скверная, во сне приходит, да и только, но не я виноват в этом. Слепну я Господи. Бывает целый день как в тумане хожу, а потом удивляюсь, вспомнить никак не могу. Тут, как пить дать, никто бы не выдержал. Иногда и несет меня, остановится не могу… говорю, что не попадя, ненароком и сам оскорбить могу. А все из-за гордости, амбиций призрачных. Может правда в крови у меня, как Никитична говорит. Может оно так и есть. Да разве я заслужил?! Разве со мной стократ хуже не обходились?! Вот и с Кириллом сегодня прескверно получилось. И знал же я, Господи, что ничего из этого не выйдет, после его первого ответа понял, что дело гиблое, что ничего он мне не скажет, так нет, все равно настоял на своем и в итоге… Жив ли? Еще и этот сон, будь он проклят тысячу раз.»
Так прошел он свой поворот, даже не заметил, в мыслях своих копошась, сделал крюк по селу и все под ноги себе смотрел, словно поднять не решался. Не помнил он потом, как домой дошел, что делал перед сном, а как проснулся утром, сил нет, словно и не спал вовсе.
Пришел в лавочку, чуть с ног не валится. Смиренно выслушал причитания Сергея Ивановича, за беспорядок, что вчера Дуня и Йосип оставили. Видно хорошо вчера гуляли. Посмотреть на обоих так живого места на них не осталось. Йосип все утро с мокрой тряпкой на голове ходил, да чаи гонял. Пообедал Ваня хлебом черствым с водой грязной, сел за прилавком бумагу писать и стал невольным слушателем беседы Сергея Ивановича с врачом, Вениамином Валентиновичем.
— Плохи дела его, никак заражение крови начинается. Ну я ему кровь и пустил, легче должно стать. Бог в помощь. Перевязку сделал, раны промыл. Дальше от него все зависит, ну и от питания конечно. Все, за известную плату, – сказал он и многозначительно посмотрел на Сергея Ивановича. – Больному полагается пить много жидкости, можно отваром из трав ромашки там, зверобоя или сок крапивы. Это главное. Да белковой пищи побольше. Молоко можно, творог там, бобы аль фасоль. Будет жар — мокрыми простынями обложить и порошку дать выпить, — и он положил на стол пакетик белого порошка. – Пол чайной ложки за раз. Ни в коем случае не давать копченого, острого и жирного. Чеснок тоже не полагается. Я еще вечером зайду сердце послушаю. Как бы бешенства не подхватил.
— Так что ж теперь? Умрет?
— Может быть. Это очень может быть. Тяжелый случай. Раны глубокие. Кровь насилу остановили. Если дней пять отлежится авось не умрет.
— Хм… одним словом обеспечьте больному уход.
— Ну да… Ну да, – бормотал Сергей Иванович, прикидывая в уме, что дешевле похороны или питание с порошками и врачом.
— А твои что? – спросил Вениамин Валентинович оглядываясь.
— Вчера, вот этот вот, – ответил он и кивнул головой в сторону Вани, – бутыль самогона выпил. Чуть живой сегодня пришел. Голова небось болит? – крикнул он погромче, чтобы Ваня точно услышал, – и варенья банку съел, малинового. У меня последняя оставалась. Ну ничего, мы все высчитаем, все отработаем. Правда, Ванечка?
Ваня безнадежно посмотрел на него. Он уже устал объяснять.
— Я вам повторяю последний раз. Говорю же! не пил я водку! не переношу её! Это все старуха Степановна и Йосип выпили, пока я по подвалам лазил, банки считал.
— Цыц! Хватит врать! – со злобой загремел Сергей Иванович и тут же обернулся к Вениамину Валентиновичу. – Представь себе, что тут было! И на кой черт его в лавочке оставил. Типун на язык. Предупреждали меня не брать этого ублюдка, а я только «Хороший он хлопец, мухи не обидит». Тьфу. Вон оно как получилось. Но ничего, на ошибках учатся. Отработает.
— Вот именно. На ошибках учатся, – поддакнул Ваня.
Он закрыл свою дверь. Больше ничего не вижу, ничего не слышу. Он погрузился в свои мысли и как бы спал наяву.
— Эй! – кричал Сергей Иванович. – Оглох или что? Чай неси!
— Пусть Степановна принесет. Я не в поварихи к вам нанимался. Не моя обязанность, — резко крикнул Ваня, сам себя испугавшись, и тут же оробел.
— Что? – заревел хозяин. – Не тебе решать. Обязанность не его, видите ли. Ух! Умник нашелся. Корону то поправь и чая принеси. Да пошевеливайся во рту пересохло.
«Что б у тебя язык почернел и зубы повыпадали», — подумал про себя Ваня и пошел ставить самовар. Пока самовар закипал Ваня стоял задумавшись, он даже не заметил, как подошел Йосип и положил руку ему на плечо. Ваня аж подскочил.
— Ну что молодец? Дуняшку не видел? – беззаботно спросил Йосип.
— Нет. Тебе чего надо? – грубо ответил Ваня, который был не в духе. Он не опасался Йосипа. И даже был с ним вполне дружен, если последний не напивался и не вел себя как свинья. Одно в нем плохо было, то, что он уж очень легко поддавался на всякого рода влияние. Этим часто пользовалась хитрая Степановна. Влюблён он был в нее, что скрывать. А баба своего не упустит. При любом удобном случае на него ответственность перекладывает. И все же, все же. К этому глупому, жалкому, местами даже гадкому старику относились лучше, чем к нему — незаконнорождённому.
— Ну ты не злись, Ванечка. Прости старика если что вдруг, – умоляюще и с ноткой глупости говорил Йосип. Иногда он бывал до невозможности глуп, хоть двери вышибай. Он не замечал, что творится кругом, в каком кто настроении и никогда не понимал намеков.
Ванечка аж растерялся, до того ему казался Йосип жалким в ту минуту.
— И ты прости, — сказал Ваня. – Вспылил… Устал я. Кошмары снятся.
— Ух! Ну это не ново. Видалии. Дааа, – он сразу оживился, и его понесло, как санки по льду. Он даже начал растягивать слова, как это часто бывало в разговорах со Степановной за рюмкой. – Поправишься. У меня самого покойная жена, царство небесное, пять лет кряду страдала бессонницей. Хочешь верь, а хочешь не верь, но это правда, – добавил он в волнении. – Как не проснусь ночью, покурить аль в туалет, а она сидит шьет у окна и без свечи, или на кухне полы моет. Ааа я у ней, часто спрашивал то бишь: «Почему не спишь? Ляг со мной под одеяло, а?», а она в ответ только: «Не могу я спать, храпишь ты, аж окна звенят» или «Не могу я с тобой спать, толкаешься». Вот только я в жизни никогда не храпел. Я бы услышал. Точно говорю, у меня сон чуткий, как у собаки. (Ваня тут же понял весь абсурд, что говорил Йосип. Неужели напился?) Так вот сидели мы с ней чай пили, а оно раз, вилка и упала. Так она пока под стол, я ей в чай немноожко и подлил, водоочки то. Хах. Несколько раз за вечер сделал так, а она и говорит: «Что-то я устала, голова тяжелая, кружится. Пойду, прилягу». Так и спит без задних ног. Правду говорю. Хоч верь, а хоч нет.
— Верю старик. Только зачем ты мне все это говоришь? Пить не буду! Не свинья еще, да и гордость водится.
— Та где ж там пить. Тьфу. Пол рюмки в чай, разве это пить? Ха-ха-ха. Ну насмешил голубчик. А Дуняшку то мою, не видел?
— Не хорошо. Получается… где-же её черти носят?
— Как? – удивился Йосип. – Известно на кой. В шкафу то у нее, что на ключике. А? пол литра со вчера стоит. Эмм … – сконфузился Йосип.
— Ну! Говори раз начал!
— Извольте, на водочку, пять копеек. Я отдам, обязательно отдам.
— Ах ты! Да как ты!… – заикался Ваня, не находя слов. «Нет предела человеческой наглости!» — подумал он. И вслух наконец сказал, — А ну пошёл отсюда! Быстро!
Пендалями он вытолкал его с кухни. К этому времени самовар как раз закипел.
По приказу начальника, Сергея Ивановича, Ваня до поздней ночи писал, считал и переносил записи, «отрабатывал». Ваня сходил на кухню налить чая. В это время ему послышалось, что с улицы его зовет Йосип. Он бросился во двор, но никого не было. Когда он вернулся оказалось, что чай уже готов и налит в кружку. Ваня недоверчиво взял кружку, понюхал и тут же скривился. Он вылил чай в окно, а себе сделал новый. Ваня вернулся на место поменял свечу и стал думать. Тяжелые были его мысли, все об огне и солнце. Минут через пятнадцать, пьяная, как свинья, пришла Степановна. Странно она себя вела даже для пьяной. Молча прошла, шатаясь, даже на Ваню не взглянула, а он в свою очередь отложил бумагу и проводил её взглядом пока она не скрылась в дверях.
