«Если продолжите так, то лишу и мужа» — тихо пригрозила Татьяна

Невыносимое предательство и удивительная, решительная ярость.
Истории

Кухня у Татьяны была небольшая, но уютная: стол с пластиковым покрытием под «орех», холодильник «Бирюса», вечно шумящий, как пылесос, и три табуретки. На подоконнике — банки с укропом и петрушкой, которые Татьяна упрямо выращивала на радость себе и назло Николаю: он утверждал, что «зачем, если всё это стоит копейки на рынке». А ей нравилось. Как бабушка учила: «Лучше своё, чем чьё-то».

— Ну что, может, в Турцию махнём? — Николай развалился на табурете, по-хозяйски закинув ногу на ногу. — Там море, солнце, а не вот это твоё «Анапа за тридцать тысяч». — Угу, — буркнула Татьяна, нарезая салат. — А деньги откуда? Или опять кредит? — Ну… — он почесал затылок. — Возьмём у матери. Она же всё равно одна. — Угу, — Татьяна покосилась. — Одна… Пока.

В этот момент телефон завибрировал на столе. На экране высветилось: «Мама». Николай с готовностью подхватил трубку, и Татьяна внутренне сжалась. Обычно после таких разговоров настроение у него портилось, а у неё — тем более.

— Да, мам? Привет… Что случилось? — голос у Николая сразу стал жалостливым. — Как это — отдала? Зачем?… Ну, Валю-то я понимаю, молодая, замуж выходит… Но ты где?… Ага. А жить-то где будешь?…

Татьяна перестала резать салат. Лезвие застыло над доской. Она уже знала: ничего хорошего сейчас не будет.

«Если продолжите так, то лишу и мужа» — тихо пригрозила Татьяна

— Конечно, приезжай, — сказал Николай слишком быстро. — У нас место найдётся. Да ладно тебе, временно же, пока что-то решим…

Татьяна резко поставила нож на стол.

— Пока что-то решим? — тихо, но отчётливо произнесла она. — Это что значит?

Николай виновато посмотрел, но уже было поздно.

— Мама приедет пожить. Ну что, трудно, что ли? Кровать есть, кухня есть. Всё равно мы вдвоём как коты в коробке.

— Коты, говоришь… — Татьяна прислонилась к шкафчику и скрестила руки. — Николай, у меня ощущение, что ты забыл одну маленькую деталь. Квартира — моя. Досталась от бабушки.

— Господи, опять ты за своё, — раздражённо махнул он рукой. — Мы же семья! Какая разница, чья квартира?

— Большая, — сухо сказала Татьяна. — Очень большая.

Через три дня в квартиру въехала Валентина Петровна. С двумя чемоданами, клетчатой сумкой «на колёсиках» и коробкой с кастрюлями. Да-да, именно с кастрюлями.

— У меня свои, проверенные, — заявила она, едва переступив порог. — А то эти ваши современные сковородки — одна химия.

Татьяна скрипнула зубами, но промолчала.

Первый вечер прошёл вежливо. Второй — напряжённо. На третий Татьяна поняла, что её жизнь превратилась в какой-то коммунальный театр абсурда.

Валентина Петровна распоряжалась на кухне, как на собственной даче. Кастрюли гремели, холодильник закрывался с характерным хлюпом — так закрывала только она, с силой, будто демонстрируя: «Тут хозяйка я».

— Танюша, а ты суп-то пересолила, — сказала она, садясь за стол. — Николай у меня всегда любит недосол, у него желудок нежный.

— Серьёзно? — Татьяна ухмыльнулась. — А ничего, что он сам до соли дотянется? Не ребёнок же.

— Ну, знаешь, — свекровь смерила её взглядом поверх очков, — ребёнок он или нет, а мать лучше знает.

Николай сидел между ними, как школьник, застигнутый с сигаретой.

Продолжение статьи

Мини ЗэРидСтори