Она приходила с контрольными, домашними письменными работами. И садилась возле него. Он решал задачи, писал химические формулы, переводил с немецкого. Она вздыхала. Заглядывала в тетрадку, где он писал. Глаза у нее были усталыми.
— Я дура. Как мне повезло с тобой! – говорила она. – Если бы не ты, я бы, наверно, бросила.
В конце декабря Света исчезла. На новый год ее тоже не было. Это был самый печальный для Анатолия новогодний праздник. На школьную елку он не пошел. Дед Мороз и Снегурочка. «Ёлочка зажгись! Ёлочка зажгись!» Кто-нибудь из старшеклассников вставляет вилку в розетку.
Пацаны будут пить вино в туалете, курить и материться. Кого-то непременно вырвет.
Ему это было не нужно.
На третий день после Нового года не выдержал, спросил у матери, старясь придать своему голосу насмешливость и безразличие:
— Где квартирантка-то?
— Так она же поехала к родителям в деревню. Взяла отпуск и поехала. Ты же сама говорила.
Потом начались вечерние занятия. Снова студенты шумной толпой выходили на высокое крыльцо. Светы всё еще не было. Его душа окаменела. Он сидел на уроках и ничего не слышал. Как-то получил по своей любимой алгебре двойку. Учительница огорчилась. Домашние задания он не делал. Рано ложился. Долго не мог заснуть. Ворочался, вздыхал. Закрывал глаза и видел ее. Прикасался пальцами к ее мягким волосам. Думал, что жизнь его закончилась. Без нее она не имела никакого смысла. Если бы он был самостоятельным, у него были бы деньги, он поехал бы в эту дурацкую деревню и сказал бы ей:
— Ты со мной нехорошо поступила.
Но он ничего не может сделать. У него денег бывает только на мороженое. У отца никогда не выпросишь.
Вечером пришли гости. Пили вино. Мать ему предложила. Он кивнул, согласился. Вино сладкое и приятное. Ушел на кухню. Там никого не было. Изредка заходила соседка тетя Маша. Читал книгу, но не понимал прочитанного. Отец в кладовке прятал вино. И пил втихушку. С работы он всегда привозил несколько бутылок. Анатолий пошарился в кладовке, нашел бутылку, налил себя полный граненный стакан. Пальцы с той стороны стакана были багрово красными, как у монстра. Два раза поперхнулся, но допил. Сначала стало хорошо и безмятежно. Из головы ушла тяжесть. Из желудка стала подниматься волна. Едва успел добежать до туалета, зажимая ладошкой рот. Рот уже был полон блевотины. Она склонился и из него хлынуло. Может быть, он сейчас умрет. Да вроде бы еще никто не умирал от стакана вина.
На третий день мать пришла от тети Наташи и сказала, что Света приехала. Отпуск у нее закончился. Уже завтра ей выходить на работу. А работала она в заводской конторе. Может быть, мать уже обо всем догадывалась. Он из изо всех сил старался выглядеть спокойным. Ему не хотелось, чтобы другие знали об его чувствах. Но сейчас он еле сдерживался, чтобы не рассмеяться, стал болтать о чем-то веселом, рассказывать матери смешные случаи на уроках и переменах. Мать улыбалась.
Света пришла с новой контрольной работой. Держалась так, как будто ничего не произошло.
— Как деревня поживает? – спросил он. – Готовится к посевной и всемирному дню посадки картофеля?
Голос у него был насмешливый.
Почему-то она никогда о себе ничего не рассказывала. Анатолий знал о ней только то, что рассказывала мать.
Девушки болтливы. Она тоже может болтать о чем угодно. О разных пустяках, которые были ему неинтересны. О себе никогда ничего не говорила.
В конце января тетя Наташа поехала в Ленинград. Отыскалась ее младшая сестра. Их разлучили во время эвакуации и до этого времени они ничего друг про друга не знали.
Анатолий ждал Свету после занятий на своем обычном месте. У косяка подъезда. Она спустилась с высоким парнем. Они остановились. О чем-то говорили. Света положила ладонь на его локоть. Больше говорил парень. Она кивала. Изредка что-то произносила. Они перешли дорогу и направились к дому. На нем было длинное пальто. Анатолий прислонился к стене. Потом понял, что из темного подъезда его никто не увидит. И прятаться просто глупо. Опять встал возле косяка, наблюдая за ними. Они остановились, перейдя дорогу. Парень ей что-то рассказывал. Но что, разобрать было нельзя. Говорили они тихо. То есть он говорил. Она кивала. Подошли к крыльцу. Остановились. Неужели он сейчас поднимется вместе с ней? Они будут вдвоем. Анатолий шептал «Нет! Нет! Нет!» Он не знал, что сделает, если они поднимутся вместе.
Как будто его ошпарило кипятком. Если такое произойдет, как же ему жить дальше? Это же катастрофа, всемирный потоп! Да нет! Это гораздо хуже. Это конец вселенной! Конечно, он зайдет и затеет драку с этим типом. Может быть, даже убьет его. Но если она сама позвала его к себе? Почему она держит руку на его локте?
Пойти сейчас навстречу к ним и что-нибудь сказать Свете, не обращая на этого никакого внимания? Что ей сказать? Нет, не выйдет он им навстречу. Не сможет он подойти к ним. Будет прятаться за углом и подглядывать, как любопытная старушонка. Да нет же! Выйдет! Возьмет и выйдет сейчас! Медленно к ним подойдет. И в морду этому дылде!
Парень коснулся ее руки, развернулся и пошел. Ни разу не оглянулся, не помахал ей на прощание.
Анатолий побежал наверх. А вдруг она ему сказала, что у нее есть другой и она любит этого другого? И этот другой он. И тот дылда понял, что ему здесь делать нечего. И чего он взъелся на этого парня? Просто учатся вместе. Может быть, работают рядом. А ты уже и по морде ему хотел дать. Вот какой же дурак всё-таки! Ничего нельзя делать сгоряча.
Анатолий долго сидел на кухне, успокаивая сердце. Ему было хорошо. Конечно, она любит его.
Он хотел узнать о ней больше. Он хотел знать о ней всё. Но как узнать? Спрашивать? Но кого? Она о себе ничего не рассказывала. Может быть, она вообще спустилась к нему оттуда с небес, как ангел. И он просто не должен ничего знать, не имеет права. Конечно, мать что-то знала о ней. Но он никогда бы не решился расспрашивать ее. Она бы сразу обо всем догадалась. А ему этого не хотелось. Он был уверен, что никто не знает об его любви. Он даже не знал, кем она работает. Она работала в заводоуправлении. Но кем? Может быть, вообще была уборщицей или каким-нибудь небольшим начальником. Уходила она в чистом и приходила в чистом. Значит, все-таки она не была простой работницей. Бухгалтером* но с таким знанием математики!
Девчонки-одноклассницы ему стали совершенно неинтересны. Хотя раньше он заглядывался на Клаву Кунгурову.
В Свете было женское, манящее и таинственное. А в девчонках-школьницах этого даже не осушалось. Ее движения, каждый ее жест казались ему божественными, царскими, полными значения и таинственных намеков. Всякий раз он пытался их разгадать.
Плодово-ягодное вино было из кладовки. У Анатолия таких денег не водилось, чтобы покупать вино. Отец не вел счет или предпочитал молчать, обнаружив пропажу. В следующий раз бутылки он прятал в другое место. Но в кладовке не так уж много было пространства. Анатолий поставил бутылку на середине стола. Он не знал, что сказать. Света улыбнулась.
— Разве ты пьешь? Не знала.
— Ну, не то что пьют, но могу. Иногда бывает.
— Ну да! Вечер же. У меня есть вообще-то друзья. они выпивают. Но я с ними не часто.
— Ну да! Вечер уже. А может быть, ты не пьешь? – Анатолию стало грустно. – А я тут притащил.
Света поднялась с кровати, оставив книжку. Поправила одеяло. Подушку поставила треугольником. Поставила стаканы. Он распечатал и налил по полстакана. Присел. Она достала из тумбочки плавленый сырок и разрезала его на ровные прямоугольники.
