Думаю, иногда Даше дома доставалось от родителей. Через стену было слышно, как мать орала на неё по вечерам, может быть и била. Но девочка никогда не рассказывала ничего о своей семье. Об обстановке дома. И ни разу на что не пожаловалась.
Когда Ярославе стало совсем худо и никакие варианты лечения больше не помогали, врачи уклончиво сказали, что лучше ей побыть дома, с родными.
— Последние дни? Вы это хотели сказать? – зло спросила я.
— А вот это одному Богу известно!
Но я понимала: чудес не бывает. Это было ещё одной составляющей нашей жизни в последние три года. Я пыталась вымолить у Бога чудо. Исцеление для Ярославы. Не вымолила.
В последнюю ночь Слава сказала:
— Поспи рядом со мной сегодня, мама.
Я слышала в полуметре от себя её прерывистое дыхание и слёзы катились по моим щекам. Градом. Я долго сдерживала эти слёзы. Обе мы чувствовали, что конец близко. Но я не хотела верить. Даже сейчас не хотела.
— Мам, отпусти меня. Я так измучилась! – вдруг сказала Слава.
— О чем ты, деточка? Врачи сказали, что можно будет сделать ещё операцию. Чуть позже просто.
— Я не хочу ещё операцию. Я просто устала.
— Мам, почему ты Дашку не любишь? Она такая клёвая! Лучшая моя самая подруга. Сестричка моя.
— Бог с тобой, Славочка! Кто тебе сказал, что не люблю?
— Мне так кажется. Она правда очень хорошая. – Ярослава подумала и добавила. – Скажи Даше, что я передам её просьбу.
После этого Слава уснула. Ушла она тихо, во сне. Без криков, без агонии. Утром я долго сидела, держа её холодную руку и глядя в никуда. Слёз больше не было. Я выплакала их ночью.
Даша пришла после школы к нам. Увидела простыню на зеркале и заплакала. Плакала, уткнувшись лбом в косяк.
— Ладно. Я пойду. Извините. – прорыдала она.
Я отвела её в кухню. Непослушными руками сделала бутерброды, чай.
— Она сказала, что передаст твою просьбу. Это о чём?
Даша ахнула и закрыла рот рукой.
— Говори. – велела я.
— Не могу. Мне стыдно!
Но я была непреклонна. И Даша, поминутно каясь, поведала, что когда они с моей дочерью болтали о том, как Ярослава окажется в царствии Божьем, то попросит Бога дать Даше других родителей. Даша в какой-то момент сказала, что хотела бы именно этого.
— Это плохо. Я знаю. Мне стыдно! – талдычила Даша.
Мне стало её ужасно жаль.
— А почему ты попросила о таком? Наверное, злилась за что-то на маму?
Через пару месяцев к Семёновым по заявлению из школы явилась комиссия из опеки и Дашу забрали. Она не плакала. Видимо, не думала, что там, куда её везут, будет хуже. Толя позвал меня поговорить – он видел всю процедуру.
— Этим вообще плевать. Они даже не чухнулись. Забирают, и ладно.
— Зачем ты мне об этом говоришь? – не поняла я.
— Дашка-то, а? Кремень. Опять не заплакала. Поди раз только и плакала. Когда Ярославы не стало.
— Зачем ты мне напоминаешь?!
