Я попробовала присесть — металл холодный даже в мае, спинка низкая; неудобно держать чашку чая или сумку. Галина Михайловна морщилась:
— Как на остановке где-нибудь у трассы…
— Простите уж за откровенность, но тут даже разговоры не клеятся.
Мы подолгу стояли рядом, но почти не садились. Молодёжь же стала собираться здесь вечерами: кто-то курил и громко слушал музыку с телефонов. Пожилые начали убирать свои разговоры обратно по квартирам.
Я снова отправилась в ЖЭК — теперь уже настойчиво. Артём Сергеевич смутился:
— Старую вывезли на склад для утилизации. Но я попробую узнать…
Через пару дней он позвонил:
— Нашёл вашу скамейку! Стоит за гаражами на складе. Обещаю вернуть завтра.
Я была так счастлива, что даже не удержалась от радостного смеха прямо при нём по телефону.
На следующий день рабочие привезли нашу старую деревянную красавицу обратно во двор и установили чуть в стороне от новой железной конструкции — под раскидистой липой. Краска облупилась ещё больше, но тот самый скол остался на месте: знакомый изгиб дерева под пальцем сразу отозвался воспоминаниями о десятках утренних чаепитий и разговоров.
Первые дни мы все присматривались: будто встречаешь давнего знакомца после долгой разлуки. Постепенно старики стали возвращаться к привычному месту; новая лавка скучала пустая. Даже молодёжь иногда подсаживалась к нам поговорить о соседях или спросить о рецепте пирога.
Однажды вечером я заметила мужчину — раньше его не видела во дворе — он осторожно сел на край деревянной лавки и провёл рукой по сколу планки:
— Интересная штука… Как будто след времени, — сказал он негромко.
— Это наша примета двора. Хотите чаю?
Так мы познакомились с Виктором Петровичем; выяснилось: недавно переехал в наш дом после смерти жены, до сих пор никого из соседей не знал близко.
С этого вечера Виктор Петрович стал появляться всё чаще; сначала молча слушал наши разговоры про дачи и лекарства, потом сам стал приносить свежие газеты и иногда угощал домашней выпечкой — оказалось, он хорошо печёт пироги.
