И тогда не было этого Валентина, и они жили с мамой вдвоём.
Надя старалась с ним не сталкиваться. Приходя с работы, она мышкой шмыгала в свою комнату и тихо сидела там, выходя только для того, чтобы разогреть себе еду или сходить в туалет. За коммунальные платежи она исправно отдавала матери деньги, иногда покупала что-нибудь на общий стол, но чаще всего она питалась сама. Аппетита у неё не было совсем: Надю мучил токсикоз.
Олег не пытался выйти на связь. Звонить ему самой Наде не позволяла гордость. Она поддалась на уговоры матери и всё же решилась оставить малыша.
Однажды, когда Надя уже была на шестом месяце, мать и Валентин завели разговор про то, что скоро им всем станет тесно и стоит подумать о покупке трехкомнатной квартиры.
— Дочка, мы решили продать обе квартиры: эту мою двушку и однушку Валентина и приобрести трёхкомнатную квартиру. Я смотрела варианты, денег должно хватить, — произнесла Элла Андреевна, когда они все вместе однажды пили вечером чай, сидя за кухонным столом.
К Валентину Надя стала понемногу привыкать, либо он просто перестал к ней придираться. Либо ей перестало казаться, что он к ней придирается. Надя и сама не знала. В любом случае жилось им теперь вполне сносно.
— Продать? — удивилась Надя. Новости были неожиданные и шокирующие.
— Только знаешь, что? Тебе нужно будет выписаться. Ненадолго, всего на пару месяцев, — продолжила мать.
Наде эта идея нравилась всё меньше. Но что она могла сделать? Квартира полностью принадлежала матери, она вольна была ей распоряжаться по своему усмотрению. И мать не раз намекала на то, что вырастив Надю, выполнила свои материнские обязательства и теперь дочь должна заботиться о себе сама.
А сейчас выходило так, словно они её приютили, проявили милость и уже за одно это она должна быть им благодарна и уж точно не должна была качать права.
— А как купим трёшку, так все вместе там и пропишемся, — улыбнувшись, закончила мать и, взяв из вазочки конфету, развернула её и стала есть. Валентин невозмутимо пил свой чай и не участвовал в разговоре, словно его это не касалось. Надя молча переваривала услышанное.
Сказано — сделано. Мать с Валентином переехали на время к какой-то его родственнице, которая жила неподалёку, а Надя сняла себе крошечную студию. До родов оставалось всего ничего и молодая женщина нервничала. Сто раз уже она пожалела, что дала себя уговорить, однако отдавала себе отчёт в том, что и правда не смогла бы избавиться от малыша…
— Как всё сложно… — то и дело грустно вздыхала Надя. Приближался декрет. У неё совершенно ничего не было готово к рождению малыша. Ни кроватки, ни коляски, никаких вещей она не покупала. Куда? Ведь она находилась «в подвешенном» состоянии.
Мать и Валентин молчали. Не звонили, не писали. Зато позвонила хозяйка студии, которую снимала Надя, и заявила, что жильцам с детьми, тем более младенцами, она квартиру сдавать не намерена и потому Наде следует срочно подумать о другом месте жительства.
Надя позвонила матери и напрямую спросила, что ей делать, но та стала юлить и отнекиваться, а потом заявила, что квартиру с Валентином они купили, только не трёшку, а двушку, правда просторную, с хорошей планировкой. На трёшку им денег не хватило.
— Что-то мы переоценили свои возможности, — пояснила мать потрясённо молчавшей Наде, а потом добавила: — А ты девочка взрослая, тебе следует позаботиться о себе самой. Я тебе не нянька…
