Катя рукою сжимала телефон, слушая бестолковые, с лёгкой тенью зависти реплики Валентины, и молча смотрела в окно. За ним с надеждой на будущее светил весенний вечер. Казалось, даже воробьи на балконе шептались о том, что ей пора всё нафиг бросить и начать жить для себя. Тем более что покойный Александр Савич не одобрял этого расчётливого сквалыгу Виталика, особенно после того, как тот при гостях стал укладывать в салфетку кусочки недоеденной колбасы и сыра со стола.
— Это на случай, если вечером захочется бутербродов, — объяснял он тогда, аккуратно заворачивая остатки праздничного стола, словно маленькие сокровища.
Собственно, решение к Кате пришло неожиданно, как гром среди ясного неба, с громким хлопком внутренней дверцы терпения, которая, как выяснилось, давно держалась на честном слове.
Виталик, Катин муж, был из породы тех мужей, которые главные в доме — и точка. Он сам назначил себя начальником семейного бюджета, главным семейным стратегом и экспертом по лучшим маршрутам до «Ашана». У него было два любимых слова: «надо» и «моё». Как только Катя получила наследство — двухкомнатную квартиру в провинциальном городке и солидную сумму на банковском счету — он моментально превратил слово «наше» в «моё» и «полезное тебе».
— Вот смотри, — объяснял он жене, водя по бумаге калькулятором, как указкой, — если мы гасим ипотеку досрочно, значит, экономим много денег на процентах. Ну, а остальное можно на диване обивку поменять, на кухню новые стулья купить…
— А себе что-нибудь купишь? — ехидно поинтересовалась Катя, чувствуя, как где-то глубоко в душе зарождается протест.
— Себе? — Виталик даже как-то растерялся. — Ну, Аньке, например, можно будет сделать первый взнос на квартиру. Девчонке-то уже 16. Пора и о самостоятельности подумать. А у нас всё равно своих детей нету. Так что я всё для неё… Я же всё-таки о семье думаю. Не о себе или о тебе, а о ребёнке.
Катя смотрела на него, а внутри у неё назревала ярость. Но в этот момент она ощущалась не как злость, а как некое приятное предвкушение — предвкушение свободы. А дедушка не зря оставил ей квартиру. Возможно, он предвидел, что внучке пригодится запасной выход.
Вечером, когда Виталик ушёл на «важную встречу» (а по факту — на пивко с соседом), Катя подошла к зеркалу. Она провела пальцем по своему отражению, поправила на губах помаду и улыбнулась. Сегодня она не просто Катя, сегодня она — наследница, женщина, которой больше не нужно слушать ежедневный бубнёж о процентной ставке, скидках на гречку и о «правильной жизни». Теперь всё это — в прошлом. И от этой мысли душа просто пела, смешивая скорбь о смерти деда с духовым оркестром торжества справедливости.
