Вероника стояла у плиты, помешивая суп. В соседней комнате играла Мирослава — скакала по ковру, что-то напевала себе под нос. В кухонном окне скапливался вечер: лениво гаснущее солнце и уличный фонарь, мигающий, как старый сигнал тревоги.
Олег вернулся на сутки раньше. Она не успела прибраться как следует — в углу всё ещё стояли пакеты из «Светофора», неразобранные после утренней закупки. Вероника повернулась, улыбнулась:
— Приехал. Ты не звонил…
— А тебе зачем звонить? Чтоб ты мне сказку по телефону начала читать? — он бросил сумку на пол и прошёл мимо, даже не поцеловав дочку, которая выбежала к нему, радостно взвизгнув.
— Пап, а ты мне привёз что-нибудь?

— Успокойся. Потом. — Он пошёл в ванную, с шумом хлопнув дверью.
Вероника молча поставила чашки на стол. Внутри у неё всё сжалось, как всегда. Пять лет как по графику: десять дней он в рейсе, три дома — как будто катастрофа накатывает волной, разрушая привычное. И всё начинается сначала.
За ужином он съел две ложки, поморщился:
— Ты чего опять пересолила? Я же просил нормально готовить. Или ты у себя в библиотеке совсем мозги растеряла? Сидишь там среди книжек, витаешь. Толку-то…
— Это просто курица копчёная… она, наверное, дала солёность, — тихо сказала она, опуская взгляд.
— Да мне плевать, что там дало. Нормальная баба знает, как кормить мужа, а не занимается чепухой, типа сказок на ночь. Вон, ребёнка только дуришь — потом вырастет в розовых соплях. Тебе лишь бы попридуриваться.
Мирослава замерла с ложкой в руке. Глаза её метнулись к маме, та мягко кивнула: всё в порядке. Ешь, моя хорошая.
После ужина он ушёл смотреть телевизор, громко листая каналы. Вероника уложила Мирославу, как всегда — с тихим шёпотом сказки, поглаживанием по голове, тёплым пледом. Дочка прижалась к ней:
— Мам, а папа меня любит?
— Конечно, любит, — прошептала она, с трудом сглатывая.
Ночью Вероника не спала. Он храпел рядом, переворачивался, а она смотрела в потолок. Хотела ли она так жить десять лет назад, когда влюблённо слушала, как он рассказывал байки о Севере, вахте, деньгах, мечтах о своём доме?
Он не всегда был таким. Сначала был просто резким. Потом — нетерпимым. Потом — унижающим. Когда она пыталась поговорить — он смеялся: «Девочка, не выдумывай». Когда она плакала — отмахивался: «Ты сама всё испортила».
Утром, пока он принимал душ, она решила поискать ключи от кладовки — надо было достать старые зимние вещи Мирославе. Заглянула в его куртку и увидела телефон. Полупустой заряд, сообщения не пришли, но папка с фото была открыта.
Она не собиралась смотреть. Но глянула.
Женская рука. Кафе. Ноги на сиденье машины. Губы вблизи. Фото с надписью: «Скучаю. Жду тебя вечером».
В горле пересохло. Пальцы похолодели.
Она опустила телефон, села на край кровати. Мысли скакали: бежать? Кричать? Говорить? Молчать? Что делать, если ты в ловушке, из которой нельзя выйти одной — ты с ребёнком, с кредитом за старую «десятку», с работой на ставку в библиотеке и чаем по скидке?








