Он откинулся на спинку стула, посмотрел на жену.
— Ты хочешь, чтобы я выгнал собственную мать?
— Я хочу, чтобы ты сказал ей: «Мама, это не наша квартира. Это квартира моей жены. Мы тут в гостях. Мы живём здесь по любви, а не по праву рождения».
— Марин, ну ты тоже понимаешь, я с ней рос. Мы с Ольгой — вообще вчетвером жили в однушке. Ты бы видела, как там было. Может, ты и не понимаешь…
— Конечно не понимаю. Я просто купила квартиру. На себя. До тебя. Без мамы, без сестры, без пафоса. Поэтому у меня нет опыта ютиться. И, прости, желания — тоже.
— Я поговорю с ней. Но давай без истерик. Ты иногда бываешь… резкая.
Марина посмотрела на него с удивлением.
— Резкая? Хорошо. Тогда следующий раз ты поговори с моей рукой. Она тебя и встретит.
Через два дня они втроём сидели на семейном ужине. Картошку с котлетами молча перекладывали из миски в тарелки, будто перебирали завещание.
Ольга смотрела в телефон, делая вид, что её тут нет. Татьяна Ивановна открыла шампанское.
— Ну, за новое начало!
Марина подняла бровь.
— У кого оно, простите?
— Да ладно, не будь такой. Мы тут посоветовались. Ольге неудобно в общаге. Ты уезжаешь на работу в семь. Андрей — почти не ночует. Квартира простаивает.
— Простаивает, — медленно повторила Марина. — Это не корова. Это не амбар. Это мой дом.
Ольга вжалась в спинку стула.
— Мам, может, не надо?..
Но Татьяна Ивановна уже вошла в раж:
— Девочка ты глупая. Это не тебе решать. Я мать. Я лучше знаю. А Марина… Она поймёт. Женская солидарность!
Марина встала, взяла бокал, посмотрела в глаза свекрови.
— Солидарность — это когда ты не подсовываешь девочке твоего сына расписание его жены. А теперь, если вы все так хорошо всё обдумали, то предлагаю перенести обсуждение в другое помещение. Где-нибудь за пределами моего дома.
Это и было самое страшное.
Через неделю в коридоре появились коробки.
— Это временно, — буркнул Андрей. — Пока не найдём вариант.
Марина посмотрела на них — красные, с надписями «учебники», «бельё», «косметика». Всё аккуратно уложено. Не на два дня.
Она развернулась, подошла к своему письменному столу, открыла ящик и достала документы.
— Хорошо. Раз временно — вот расписка. Пусть подпишет. Что временно. До такого-то числа. С условием — без претензий на проживание. Без ключей. Без вторжения. Подпишет — может остаться.
Андрей взял лист, посмотрел на неё:
— Ты что, с ума сошла?
— Нет. Я — пришла в себя.
Ольга не подписала расписку. Ни в первый вечер, ни во второй.
Марина молча закрыла дверь своей комнаты. Андрей опять был «на совещании».
На третий день она не выдержала.
— Ольга, ты ведь учишься на юриста? Вот тебе задачка: если я оставляю на твоей подушке лист с просьбой покинуть помещение, а ты его игнорируешь, это называется как?
— Смешно, — сказала Ольга. — Ты реально психуешь. Живём как семья. Мне мама сказала — мы тут по согласию.
— Твоя мама тут по самоуправству. А ты — по наивности. Договора у нас нет. Права у тебя — ноль. Ключ — чужой. Квартира — моя. А знаешь, кто это подтвердит?
Она достала из сумки диктофон, нажала на кнопку.
— Итак, Ольга Андреевна, подтверждаете ли вы, что живёте здесь без договора аренды, на устной договорённости с матерью вашего брата?
