— Есть ещё вариант. Если у вас есть дети, можете оформить дарственную на свою долю с сохранением права пожизненного проживания. Тогда ваша позиция укрепится.
Аня. Моя дочь живёт в Москве, но мы созваниваемся каждую неделю. Она давно говорит — мама, перепиши на меня, так спокойнее.
— Безусловно. И ещё — фиксируйте все угрозы. Записывайте на диктофон, если возможно. Это пригодится.
Вернулась домой к вечеру. Виктор сидел в зале с какой-то женщиной — крашеная блондинка, дешёвые духи чувствовались с порога. На столе бутылка водки, закуска из моих запасов.
— О, сестрёнка пришла! — он уже был навеселе. — Знакомься, Светка. Мы скоро съедемся.
— Здравствуйте, — процедила я и прошла на кухню.
Он пришёл следом, пошатываясь.
— Ты чего нос воротишь? Светка хорошая баба. И сынок у неё есть, десять лет. Представь — мы тут все вчетвером заживём!
— Витя, ты с ума сошёл?
— А что? Моя доля — могу кого хочу поселить. Или продавай, или готовься к соседству. Светка уже вещи собирает.
Схватил меня за плечо, сильно, до боли.
— Думаешь, я не знаю, где ты сегодня была? К юристам побежала? Не поможет! Квартира пополам, и точка. Либо по-хорошему, либо я тебе жизнь превращу в ад. Светка — это только начало.
Вырвалась, отошла к окну. Руки тряслись от злости и страха.
— Из НАШЕГО дома, дорогая сестрёнка. Усвой это наконец.
Ночью не спала. Слышала, как они пьют, смеются, потом Светкин визгливый голос что-то кричал про «старую карячку». Достала телефон, включила диктофон. Пусть будет.
— Мама, что случилось? У тебя голос…
— Анечка, мне нужна твоя помощь. Срочно.
Рассказала всё. Дочь слушала молча, потом сказала:
— Я завтра приеду. И адвоката привезу, у меня есть знакомый. Мама, не бойся. Мы его выгоним.
После звонка стало легче. Я не одна. У меня есть защита.
Нотариальная контора пахла кожей и старой бумагой. Мы с Аней сидели напротив нотариуса — солидной женщины в очках. На столе лежал договор дарения.
— Вы понимаете, что после подписания не сможете отменить дарение? — в десятый раз уточнила нотариус.
— И что дарите безвозмездно, не получая ничего взамен?
Аня сжала мою руку под столом.
— Мама дарит мне, а я ей гарантирую пожизненное проживание. Это же прописано?
— Да, этот пункт включён. Тамара Петровна, вы готовы подписать?
Взяла ручку. Рука не дрожала — впервые за эти недели. Подпись, ещё подпись, печать.
— Поздравляю. Теперь ваша доля принадлежит дочери.
Вышли на улицу. Мартовское солнце слепило глаза. Аня обняла меня.
— Мама, ты молодец. Теперь он ничего не сможет сделать.
— А если будет угрожать?
— У нас есть записи его угроз. Адвокат уже подготовил досудебную претензию. Либо он продаёт свою долю тебе за реальную цену — с учётом всех твоих вложений она копеечная — либо идём в суд. И полицию привлечём, если надо.
Вечером вернулись домой вдвоём. Виктор сидел на кухне, злой как чёрт.
— Оформляли документы, — спокойно сказала Аня. — Дядя Витя, маминой доли в квартире больше нет. Она принадлежит мне. И я не намерена ни продавать, ни делить. Вот претензия от нашего адвоката.
Положила конверт на стол. Он схватил, разорвал, читая. Лицо менялось — от красного к белому и обратно.
— Вы… вы сговорились! Это незаконно!
