— Он вежливый. Просто необщительный.
Необщительный. Это когда человек молча съедает последний кусок торта, который ты берегла к приходу подруги. Когда занимает ванную на час и выходит, не сказав ни слова. Когда включает музыку в наушниках так громко, что слышно через стену, но на просьбу сделать потише отвечает только кивком.
Однажды я пришла с ночной смены — уставшая до одури, мечтала только принять душ и рухнуть в постель. Захожу в квартиру — Алексей в одних трусах стоит посреди коридора, делает какую-то растяжку. Увидел меня, даже не смутился, просто продолжил свои упражнения.
— Доброе утро, — сказала я язвительно.
— Ага, — выдохнул он, наклоняясь к полу.
Я прошла мимо, зашла в спальню. Игорь спал, раскинувшись звездой на всю кровать. На моей подушке — почему-то лежал провод от Лёшиного телефона. Видимо, заряжал ночью и забыл.
Села на край кровати, уставилась в стену. В соседней комнате загудел ноутбук — Алексей включил какую-то игру. Звуки выстрелов, взрывов, чьи-то крики. В наушниках у него, может, и тихо, но басы проходят через стену, бухают в висках.
Я закрыла лицо руками. Два месяца, сказала Валентина Ивановна. Пока с общежитием не решится. Но что-то мне подсказывало: с общежитием ничего решаться не будет. Этот молчаливый призрак поселился у нас надолго, и никто, кроме меня, не видел в этом проблемы.
— Он как мебель, — сказал Игорь, когда я в очередной раз попыталась поговорить. — Стоит себе в углу и стоит.
Мебель. Которая ест мой йогурт, занимает мою розетку и превращает мой дом в какое-то транзитное общежитие. Но для мужа это всё было нормально. В конце концов, это же семья. А с семьёй не церемонятся.
Валентина Ивановна пришла в среду вечером. Я как раз вернулась из магазина, разбирала пакеты — молоко, хлеб, крупы, овощи на суп. Свекровь влетела следом за мной, даже обувь снимать не стала.
— Наташенька, золотце, выручай! — запричитала она с порога, размахивая какими-то бумагами.
Я поставила пакет с картошкой на пол, выпрямилась. В руках у Валентины Ивановны был пакет документов — я сразу узнала бланк заявления на регистрацию.
— Да вот, Маринке, Лёшиной маме то есть, субсидию дают на коммуналку. Но нужно, чтобы он был прописан в Москве. Временно! Буквально на недельку, пока документы оформят!
Она сунула мне бумаги. Заявление уже было заполнено — моим почерком. Вернее, чем-то похожим на мой почерк. Даже подпись внизу стояла.
— Валентина Ивановна, это что за самодеятельность?
— Какая самодеятельность? Я просто заранее всё подготовила, чтобы тебе время не тратить! Ты же занятая, работаешь. Вот, осталось только в МФЦ сходить…
— Я не давала согласия на регистрацию.
Свекровь округлила глаза, изобразила полное непонимание:
— Но Наташенька, это же временно! На неделю! Потом сразу снимем с учёта!
— Как это не снимем? Конечно снимем! Ты что, родному человеку не доверяешь?
Родному. Алексей, который за три недели не сказал мне и десяти слов, вдруг стал родным. Я сложила бумаги, протянула обратно.
— Извините, но я должна подумать.
Лицо свекрови вытянулось. Она явно не ожидала сопротивления.
— Подумать? О чём тут думать? Мальчику помощь нужна!
— Мне нужно проконсультироваться.
На следующий день я пошла к юристу. Ольга Петровна, подруга моей мамы, выслушала внимательно, покачала головой:
— Наташа, ни в коем случае. Временная регистрация — это уже права на жилплощадь. Снять с учёта без его согласия будет проблематично. А если что — суд может встать на его сторону.
— Но свекровь говорит, на неделю…
— А документы на субсидию рассматривают минимум месяц. И потом, зачем для субсидии матери нужна прописка сына в другом городе? Тут что-то нечисто.
Я вышла от юриста с тяжёлой головой. Дома Игорь смотрел футбол, Алексей торчал на кухне — жарил яичницу на четыре яйца.
— Игорь, нам надо поговорить.
— Это важно. Твоя мама хочет прописать здесь Алексея.
Муж оторвался от экрана, нахмурился:
— Ну и что? Пропиши, делов-то.
— А ты знаешь, что это значит юридически?
— Нат, не накручивай. Это же временно.
— Твоя мама подделала мою подпись на заявлении.
Игорь помолчал, потом пожал плечами:
— Ну, перестаралась немного. Хотела как лучше.
