Валентина Михайловна стояла у окна своей новой квартиры и не могла поверить — это правда её. Двухкомнатная, с балконом, в тихом районе Шилово. Солнце заливало гостиную таким светом, какого не было в старой хрущёвке.
— Бабуля, а пианино поместится? — спросила внучка Машенька, бегая по пустым комнатам.
— Поместится, солнышко. Всё поместится, — улыбнулась Валентина.
Три года она копила на эту квартиру. После смерти мамы продала свою долю в родительской двушке — сто двадцать тысяч. Прибавила сбережения с книжки, которую завела ещё в девяностых — копейка к копейке, каждый месяц откладывала. А Наташа, дочка, отдала часть материнского капитала — сказала, пусть у Машеньки будет доля в бабушкиной квартире.
— Мам, ты заслужила это, — говорила Наталья, помогая разбирать коробки. — Всю жизнь другим помогала, теперь живи для себя.
Валентина гладила новенькие обои в спальне. Хозяева сделали хороший ремонт — и ламинат положили, и сантехнику поменяли. Ей оставалось только мебель расставить да шторы повесить.
Звонок в дверь прервал её размышления. На пороге стоял Павел, младший брат. В руках — букет астр и бутылка шампанского.
— Ну что, сестрёнка, поздравляю с новосельем! — широко улыбался он. — Показывай хоромы!
Валентина обрадовалась. Давно Павел не был таким приветливым. Последние годы виделись только на поминках да на праздниках, и то через силу.
— Проходи, проходи! Только тапочки надень, пол свежевымытый.
Павел прошёлся по квартире, присвистнул одобрительно.
— Ничего себе размах! Балкон застеклённый, ремонтик что надо. Сколько отвалила-то?
— Два миллиона восемьсот, — не без гордости ответила Валентина. — Но оно того стоило. Видишь, какой вид из окна? И школа рядом для Машеньки.
— Да уж, разгулялась ты, — хмыкнул Павел, разглядывая встроенную кухню. — А мне вот до сих пор в общаге ютиться приходится. Ну да ладно, каждому своё.
Они выпили чай на кухне, поговорили о всякой всячине. Павел рассказывал про работу в автосервисе, жаловался на начальство. Валентина слушала и думала — может, наконец-то наладятся у них отношения? В детстве ведь дружили, она его, младшенького, всегда защищала.
— Слушай, Валь, — вдруг сказал Павел, допивая чай. — А мать-то наша перед смертью что говорила? Помнишь?
— О чём это ты? — не поняла Валентина.
— Да о том самом. Про квартиру. Мол, вам обоим она достанется, детки мои дорогие.
Валентина насторожилась. Что-то в голосе брата ей не понравилось.
— Павел, мы же всё поделили по-честному. Продали мамину квартиру, каждый получил свою долю. Ты свои деньги потратил, я свои — на эту квартиру.
— Ну-ну, — усмехнулся Павел. — Поживём — увидим.
После его ухода Валентина долго не могла успокоиться. Что он имел в виду? Какое ещё «поживём — увидим»?
Семья — значит всё общее
Прошло две недели. Валентина обживалась в новой квартире потихоньку. Купила диван, стиральную машину, повесила любимые фотографии на стены. Машенька приходила после школы — делала уроки за новым письменным столом.
В субботу утром снова позвонили в дверь. Павел. Только на этот раз без цветов и улыбок.
— Нам надо поговорить, — сказал он серьёзно.
— Проходи, — Валентина почувствовала неладное.
Павел уселся на диван, как хозяин. Оглядел квартиру внимательным взглядом.
— Вали, я тут подумал. Мы ведь семья, а значит и имущество — общее.
