— А родственники настаивают на том, чтобы вы отказались от наследства в их пользу?
— Не совсем отказалась. Они хотят, чтобы всё поделили поровну, несмотря на завещание.
Алексей Викторович записал что-то в блокнот:
— Понятно. А какими способами они на вас воздействуют?
Я рассказала про голосовые сообщения Ларисы, про звонки Игоря, про постоянные упоминания о том, что я живу в Москве и якобы не нуждаюсь в наследстве.
— Это называется моральное принуждение, — сказал адвокат. — По закону, если есть завещание, составленное в здравом уме и при свидетелях, никто не имеет права требовать его пересмотра. Конечно, наследники могут оспорить документ в суде, но для этого нужны веские основания.
— А если я сама захочу поделиться?
— Это ваше право. Но решение должно быть добровольным, а не под давлением. Судя по тому, что вы рассказываете, на вас оказывают психологическое воздействие.
Мы проговорили ещё полчаса. Алексей Викторович объяснил мне мои права, рассказал о процедуре вступления в наследство, о том, как можно защититься от давления родственников.
— Если хотите, я могу поехать с вами во Владимир на оглашение завещания. Или провести предварительную беседу с вашими родственниками — объяснить им правовые аспекты ситуации.
— А это не слишком жёстко?
— Наоборот, это может предотвратить более серьёзный конфликт. Люди часто не понимают, что их действия могут квалифицироваться как принуждение к отказу от наследства. Это уголовно наказуемое деяние.
Из офиса я выходила с ощущением, что наконец-то получила опору. Алексей Викторович дал мне свою визитку и сказал, что готов помочь в любое время. Теперь я знала — у меня есть защитник, человек, который понимает законы и не будет давить на совесть.
Во Владимир мы поехали на следующей неделе. Алексей Викторович сел в один поезд со мной — сказал, что так будет удобнее обсудить стратегию действий. В вагоне он ещё раз объяснил мне процедуру оглашения завещания и возможные реакции родственников.
Нотариальная контора располагалась в центре города, в здании, которое я помнила с детства. Игорь и Лариса уже ждали в коридоре. Они поздоровались со мной сдержанно, с любопытством посмотрели на Алексея Викторовича.
— Это мой адвокат, — сказала я. — Алексей Викторович, познакомьтесь — мой брат Игорь и сестра Лариса.
— Адвокат? — удивился Игорь. — Зачем адвокат? Мы же семья, всё решим по-семейному.
— Именно поэтому, — спокойно ответил Алексей Викторович. — Чтобы не было недоразумений.
Завещание оказалось подробным и чётко составленным. Папа оставил мне квартиру и мастерскую с оборудованием, а также авторские права на все свои проекты. Игорю и Ларисе досталось по пятьдесят тысяч рублей и несколько ценных книг из личной библиотеки отца.
— Как так? — воскликнула Лариса после того, как нотариус закончил читать. — Папа не мог такое написать!
— Завещание составлено два года назад, — сказал нотариус. — В присутствии двух свидетелей, Борис Николаевич был в здравом уме и твёрдой памяти.
Игорь сидел молча, но я видела, как у него дрожат руки. Наконец он поднял голову:
— Катька, ты же понимаешь — это несправедливо. Мы тут всю жизнь прожили, за папой ухаживали…
— Игорь Борисович, — вмешался Алексей Викторович. — Завещание — это последняя воля вашего отца. Он имел право распорядиться своим имуществом так, как считал нужным.
— А если мы будем оспаривать?
— Это ваше право. Но для успешного оспаривания нужны доказательства недееспособности завещателя или принуждения к составлению завещания. У вас есть такие доказательства?
Игорь промолчал. Лариса всхлипнула:
— Значит, мы остаёмся с носом? А Катя в Москве будет квартиры сдавать?
— Что я буду делать с наследством — моё личное дело, — сказала я тверже, чем чувствовала себя.
После нотариуса мы вышли на улицу. Игорь с Ларисой о чём-то шептались между собой, потом подошли ко мне:
— Катя, давай всё-таки по-человечески решим. Ты же видишь — папа был уже старый, может, не очень соображал…
— Это ваше последнее слово? — спросил Алексей Викторович.
— А что, нельзя даже поговорить? — разозлился Игорь.
— Можно. Но без принуждения и угроз. А то, что вы делаете уже две недели, называется моральным принуждением к отказу от наследства.
Тут я увидела, как лицо Игоря изменилось. Он стал злее, агрессивнее:
— Да кто вы такой, чтобы нам тут указывать? Это семейное дело!
— Семейное дело не должно нарушать закон, — спокойно ответил адвокат и достал телефон. — Разрешите, я позвоню вам завтра и ещё раз объясню правовые аспекты ситуации.
— Не нужно нам звонить! — выкрикнула Лариса.
— Нужно, — сказал Алексей Викторович и набрал номер Игоря прямо при нас.
Возвращение в мастерскую
Через месяц после того звонка я снова приехала во Владимир. На этот раз одна, с ощущением, что еду не по принуждению, а по собственному желанию. Хотелось побыть в папиной мастерской, разобраться с его вещами, понять, что делать дальше с наследством.
Игорь и Лариса больше не звонили. После разговора с адвокатом они замолчали — видимо, поняли, что давление не поможет. Иногда мне становилось грустно от этой тишины. Всё-таки мы росли в одной семье, и разрыв отношений из-за наследства казался папе бы болезненным.
Мастерская находилась на первом этаже старого дома в историческом центре. Папа снимал её уже лет двадцать, а последние пять лет арендодатель практически не повышал плату — уважал Бориса Николаевича как человека, который помогает сохранять облик старого города.
