Первое сообщение от Ларисы пришло вечером того же дня. Голосовое, длинное:
— Катенька, привет. Я всё думаю о нашем разговоре. Понимаешь, мы не хотим тебя обидеть или что-то отнять. Просто папа всегда говорил, что дети должны помогать друг другу. А ты же знаешь, как у Игоря дела — кредит за квартиру, дети учатся. А у меня Володя на пенсии, я в школе работаю за копейки. Мы не жадные, но справедливость должна быть. Папа бы этого хотел, я уверена.
Я прослушала сообщение дважды и почувствовала знакомое чувство вины. Действительно, Игорь всё время жаловался на финансовые трудности. Лариса работала учителем начальных классов — зарплата копеечная. А я живу одна, преподаю в частной школе, получаю прилично. Может, они правы?
На следующий день пришло ещё одно сообщение:
— Катя, ты меня слышишь? Игорь говорит, что ты не отвечаешь на звонки. Мы же не чужие люди! Неужели деньги важнее семьи? Папа всю жизнь нас учил быть дружными, а мы теперь из-за квартиры ссоримся…
Потом позвонил Игорь. Голос у него был уставший, но настойчивый:
— Катька, чего ты замолчала? Мы с Ларисой переживаем. Думали, ты нас поймёшь. Завещание — это формальность, папа его составлял давно, может, передумал уже. А мы тут рядом были, помогали ему…
— Игорь, я не замолчала. Просто хочу разобраться спокойно.
— Да что там разбираться? Ты же видишь — нам тяжело, а тебе в Москве хорошо живётся. Не жадничай, мы же семья.
После этого разговора я долго не могла заснуть. Ворочалась в постели, прокручивала в голове их слова. Может, я действительно жадная? Может, правильно было бы поделиться? Папа и правда всегда говорил о том, что семья — это главное.
Но потом я вспомнила, как он последний раз говорил мне по телефону:
— Катюша, я завещание составил. Ты не переживай ни о чём, всё будет как надо.
Он специально мне об этом сказал. Значит, хотел, чтобы я знала.
На третий день Лариса прислала особенно длинное сообщение. Голос у неё дрожал:
— Катя, я всю ночь не спала, думала о папе. Представляешь, мне приснился он. Стоит и говорит: «Что же вы делаете, дети мои? Из-за стен и бумажек ссоритесь». И такой расстроенный был… Катюша, давай не будем папину душу тревожить. Он же нас всех одинаково любил.
Прошла неделя с момента похорон. Я ходила на работу, вела уроки, проверяла тетради, но всё это происходило как во сне. Постоянно проверяла телефон — не пришло ли новое сообщение от Ларисы или звонок от Игоря. Спала плохо, просыпалась среди ночи с тяжёлым чувством в груди.
В четверг вечером я сидела на кухне с соседкой Валентиной Петровной. Она забежала за солью и задержалась на чай — видимо, заметила, что мне нужно поговорить с кем-то.
— Катенька, ты что-то совсем замученная, — сказала она, наливая себе второй стакан. — Не только из-за папы ведь переживаешь?
Я рассказала ей всё. О завещании, о разговорах с братом и сестрой, о том, как они давят на совесть. Валентина Петровна слушала молча, иногда цокала языком.
— И что ты думаешь делать? — спросила она, когда я закончила.
— Не знаю. Может, они правы? Может, я действительно жадная?
— А завещание ты читала?
— Нет ещё. Нотариус сказал, приехать во Владимир для оглашения.
— Так поезжай, прочитай, а потом решай. Твой папа умный человек был, просто так завещание не составляют.
Я покивала, но сомнения не проходили. После ухода соседки села за стол и попыталась разобраться в своих чувствах. С одной стороны, я понимала Игоря и Ларису. Им действительно тяжело живётся, а у меня есть стабильная работа и собственная квартира. С другой стороны, папа составил завещание не просто так. Он что-то имел в виду.
Может, дело не только в деньгах? Может, он хотел, чтобы именно я сохранила его наследие — мастерскую, проекты, всё то, что он создавал годами?
В пятницу Лариса прислала ещё одно сообщение:
— Катя, Игорь говорит, что ты совсем не выходишь на связь. Мы уже думаем — может, ты на нас обиделась? Но мы же ничего плохого не хотели. Просто папа всегда учил нас делиться. Помнишь, как в детстве он говорил: «Что у одного есть, то и у всех должно быть»? Давай встретимся, поговорим по-человечески.
После этого сообщения я поняла — больше так продолжаться не может. Я схожу с ума от этого постоянного давления, от чувства вины, от бессонных ночей. Нужно что-то решать.
Вечером того же дня я позвонила своей коллеге Ирине. Она недавно разводилась и рассказывала, что ей очень помог адвокат — грамотный, честный человек.
— Алексей Викторович? Конечно, дам тебе его контакты. Только ты что, тоже разводиться собралась?
— Нет, дело о наследстве. Родственники давят, не знаю, как быть.
— А, понятно. Он как раз такими делами занимается. Хороший специалист, не обманет.
Офис Алексея Викторовича находился в центре Москвы, в старом доме недалеко от метро. Обычная приёмная с кожаными креслами, стеллажи с папками дел, секретарша средних лет, которая вежливо предложила подождать несколько минут.
Когда меня пригласили в кабинет, я немного волновалась. Не знала, с чего начать, как объяснить ситуацию. Алексей Викторович оказался мужчиной лет пятидесяти, спокойным и внимательным. Он выслушал мою историю, время от времени задавая уточняющие вопросы.
— Значит, завещание есть, но вы его ещё не читали?
— Нет, нотариус назначил встречу на следующую неделю.
