— Да не обижайся ты! — рассмеялась Светлана. — Я же добра желаю. Правда, Юра?
— Конечно, — поддержал брат. — Марина, ну ты же умная женщина, понимаешь.
«Умная женщина должна терпеть», — подумала Марина. Все эти годы она была умной, терпеливой, незаметной. И что-то внутри неё стало меняться, как вода, которая медленно согревается до кипения. Только она сама этого ещё не замечала.
Каждый день Светлана находила новые недостатки в доме, критиковала стирку, готовку, даже то, как Марина складывала бельё в шкаф. А Юрий каждый раз брал сторону сестры. Не злобно, просто автоматически. Для него Марина была не женой, а функцией — хозяйкой, которая должна всех устроить.
И эта мысль ударила её сильнее, чем все Светланины колкости вместе взятые.
Это было воскресное утро. Марина пила кофе одна — Юрий спал, Светлана ушла на рынок. Тишина в квартире казалась необычной, почти чужой. Она решила навести порядок в шкафу, где хранились старые вещи — там давно требовалась ревизия.
Открыв старый комод, Марина сразу поняла: кто-то рылся здесь. Вещи лежали не так, как она складывала. И когда она добралась до нижнего ящика, сердце её сжалось.
Скатерть. Белоснежная скатерть с ручной вышивкой, которую вышивала ещё её бабушка. Единственная память о детстве, о тех временах, когда Марина была просто Мариночкой, а не чьей-то женой или невесткой. Скатерть была испорчена — на ней расплылось большое пятно, кажется, от вина, а по углам видны были следы от травы.
Марина вытащила ткань, развернула. Вышивка местами распустилась, словно кто-то тащил её по земле. Она стояла посреди комнаты, держа изуродованную скатерть, и не могла дышать.
— Ах, нашла! — в комнату ворвалась Светлана с полными сумками. — Юрка, я эту скатерть на дачу брала, хотела постирать, да так и забыла. Ну и что, что чуть испортилась? Зато пригодилась.
Марина повернулась к ней. Во рту стало горько, руки дрожали. Не от злости — от невыносимой боли. Эта женщина даже не спросила, можно ли брать её вещи. Просто взяла. Как Юрий — просто решил. Как все вокруг — просто делали.
— Светлана, это было моё, — тихо сказала Марина.
— Ну да, — пожала плечами Светлана. — Что теперь? Я же не специально. Расстраиваешься из-за тряпки?
Тряпки. Для неё семейная реликвия была просто тряпкой. А для Юрия жена была просто функцией. А она, Марина, сама была что для себя?
В этот момент, держа испорченную скатерть бабушки, Марина вдруг почувствовала, что внутри что-то лопнуло. Не от гнева, а от ясности. Она устала быть удобной, терпеть, молчать. Устала от того, что её не видят.
— Юрий, — позвала она мужа.
Он появился в дверях, зевая:
Марина посмотрела на него и вдруг поняла: пришло время говорить.
Пора расставить точки
Вечером, когда Светлана ушла в гости, Марина накрыла стол. Простой ужин — гречка с курицей, салат. Юрий сел, как обычно, развернул газету. Она села напротив него и сложила руки на столе.
