Зинаида медленно опустила вилку на тарелку. Воскресный обед в доме Романа Петровича проходил по привычному сценарию — свёкор восседал во главе стола, раздавая указания и замечания всем присутствующим. Особенно доставалось ей, невестке, которую он откровенно презирал.
— Опять пересолила суп, — Роман Петрович отодвинул тарелку с таким видом, будто там была отрава. — Элементарное блюдо испортить — это надо умудриться. Моя покойная жена готовила так, что пальчики оближешь, а ты…
— Мне нравится, как Зина готовит, — тихо вставил Святослав, муж Зинаиды.
— МОЛЧАТЬ! — рявкнул отец. — Ты вообще мужик или тряпка? Жена тебе мозги промыла окончательно. Посмотри на себя — ходишь как приблудный пёс, слова против неё сказать не можешь!
Зинаида сжала салфетку под столом. Три года она терпела издевательства свёкра, три года выслушивала его оскорбления, потому что Святослав умолял её потерпеть — «отец пожилой человек, у него характер тяжёлый после смерти мамы».

— Роман Петрович, — Зинаида старалась говорить спокойно, — может, хватит при гостях…
— А что такое? — свёкор повернулся к ней всем корпусом. — Правда режет глаза? Ты в МОЙ дом пришла, так что будешь слушать то, что я говорю. Святик мог бы найти себе нормальную бабу, а не эту… — он презрительно махнул рукой в её сторону.
За столом сидели также брат Романа Петровича — Елисей со своей женой Варварой, и их дочь Есения. Все молчали, опустив глаза в тарелки.
— Я училась в кулинарном техникуме, — Зинаида пыталась защититься. — У меня диплом повара…
— ДИПЛОМ! — расхохотался Роман Петрович. — Да твой диплом только в туалете использовать! Готовишь как свинья, выглядишь как чучело, а ещё и рот открывать смеешь!
Святослав сидел красный как рак, но молчал. Зинаида посмотрела на мужа — тот отвёл взгляд.
— Знаешь, что меня больше всего бесит? — продолжал разоряться свёкор. — Что ты вообще возомнила о себе? Думаешь, раз замуж вышла, так теперь можешь тут командовать? НЕТ, дорогуша! Это МОЙ дом, МОИ правила!
— Папа, может, достаточно? — робко попытался вмешаться Святослав.
— ЗАТКНИСЬ! — отрезал отец. — Вот из-за таких, как ты, бабы на шею садятся! Посмотри на Елисея — вот это мужик! А ты? Тьфу, позорище!
Елисей неловко кашлянул, но промолчал. Варвара украдкой погладила его по руке.
— И вообще, — Роман Петрович снова повернулся к Зинаиде, — когда уже внуков дождусь? Три года прошло! Или ты и на это не способна? Бесплодная, что ли?
Это была последняя капля. Зинаида резко встала из-за стола.
— Слышь, МУЖИК, а ты ничего не попутал? — её голос звенел от сдерживаемой злости.
В столовой воцарилась мёртвая тишина. Роман Петрович медленно поднялся со стула, его лицо побагровело.
— Что ты сказала, девка?
— То, что слышал, — Зинаида выпрямилась. — Я тебе не служанка и не мальчик для битья. ХВАТИТ издеваться надо мной!
— ЗАТКНИСЬ! — неожиданно для всех заорала Зинаида. — Теперь ты послушаешь! Три года я терплю твои выходки, три года молчу, когда ты поливаешь меня грязью! Но знаешь что? С меня ХВАТИТ!
— Зина… — начал было Святослав.
— И ты МОЛЧИ! — она повернулась к мужу. — Ты позволяешь отцу УНИЖАТЬ меня каждый божий день! Ты ТРУС, Слава! ТРУС!
— Не смей так разговаривать с моим сыном! — взревел Роман Петрович.
— А что, только тебе можно всех ОСКОРБЛЯТЬ? — Зинаида подошла к свёкру вплотную. — Ты думаешь, раз у тебя дом и деньги, так можно всех за людей не считать? Ошибаешься, СТАРИК!
— УБИРАЙСЯ из моего дома! — Роман Петрович трясся от злости. — Вон отсюда, шалава!
— С удовольствием! — Зинаида сняла фартук и бросила его на стол. — И Святослав пойдёт со мной!
— Зина, подожди… — муж растерянно смотрел то на неё, то на отца.
— Выбирай, Слава. Или ты идёшь со мной, или остаёшься тут ЛИЗАТЬ папочке пятки до конца своих дней!
— Если уйдёшь с ней, можешь не возвращаться! — прорычал Роман Петрович. — Я тебя из завещания вычеркну!
Святослав побледнел. Зинаида горько усмехнулась.
— Вот и всё. Теперь понятно, что для тебя важнее — деньги папочки или жена. Оставайтесь тут все со своими миллионами!
Она развернулась и пошла к выходу.
— Зина, постой! — Святослав вскочил. — Папа, извинись перед ней!
— ЧТО?! — Роман Петрович чуть не задохнулся. — Я должен извиняться перед этой… этой…








