Но нервы процесс потрепал основательно. Три заседания, допросы свидетелей, изучение документов. Павел, как и обещал, выступил на стороне жены. Подтвердил, что не претендует на квартиру, что ремонт делали для себя, без цели получить долю.
Галина Петровна смотрела на сына как на предателя.
Суд отказал в удовлетворении иска. Квартира осталась в собственности Марины. Но радости от победы не было. Семья была разрушена.
— Я больше не могу так жить, — сказала Марина вечером после суда. — Твоя мать никогда не оставит нас в покое. Она будет искать новые способы.
— Марин, ну что ты хочешь, чтобы я сделал? Я же выступил на твоей стороне!
— Ты выступил. Но ты не защитил меня тогда, когда это было нужно. Когда она только начинала. Ты всегда выбирал её сторону, оправдывал её. И она поняла, что может делать всё что угодно.
— Это несправедливо! Я люблю тебя!
— И её тоже любишь. Но нас двоих в твоей жизни не помещается.
Павел пытался возражать, уговаривать, обещал поговорить с матерью, поставить её на место. Но Марина уже приняла решение.
Через месяц Павел съехал. Галина Петровна торжествовала — наконец-то её сын избавился от этой выскочки. Но торжество было недолгим. Павел не простил ей судебной тяжбы. Он снял квартиру и жил один, изредка навещая мать, но прежней близости между ними больше не было.
Марина осталась в своей квартире. Одна, но свободная. Без свекрови, копающейся в документах. Без мужа, не способного защитить. Без вечного напряжения и страха потерять крышу над головой.
Иногда она думала — а что было бы, если бы согласилась переоформить квартиру на Павла? Может, тогда Галина Петровна успокоилась бы? Но нет. Аппетит приходит во время еды. Сегодня квартира, завтра — полный контроль над их жизнью.
Прошёл год. Марина получила повышение, стала завучем. Жизнь наладилась. Павел пару раз пытался встретиться, поговорить, но она отказывалась. Слишком много было разрушено.
А потом она встретила Галину Петровну в магазине. Та постарела, осунулась. Увидев бывшую невестку, дёрнулась было в сторону, но потом решительно подошла.
— Марина, можно вас на минуту?
Марина кивнула, хотя внутри всё сжалось.
— Я хотела… извиниться. Я была неправа. Не должна была лезть в вашу жизнь. И суд этот дурацкий… Простите старую дуру.
Марина смотрела на неё и не знала, что сказать. Слишком поздно. Слишком много воды утекло.
— Паша страдает, — продолжила Галина Петровна. — Он вас любит. Может, вы подумаете?..
— Нет, — твёрдо сказала Марина. — Не подумаю. Вы разрушили нашу семью. Не я, не Павел — вы. Своей жадностью, своим желанием контролировать. И теперь пожинаете плоды.
Галина Петровна поникла.
— Я просто хотела, чтобы у сына всё было… Чтобы он не зависел…
— От жены? Чтобы не зависел от жены? А то, что вы сделали его зависимым от мамы — это нормально?
Свекровь не ответила. Развернулась и пошла прочь, волоча за собой сумку на колёсиках. Марина смотрела ей вслед и думала — неужели она действительно не понимает, что натворила? Или просто не хочет признавать?
Дома Марина налила себе чаю и села у окна. Её квартира. Её крепость. Никто больше не придёт без спроса, не будет рыться в документах, не станет претендовать на чужое.
Одиночество? Возможно. Но это честное одиночество. Без лжи, предательства и вечной борьбы за право жить в собственном доме.
Телефон зазвонил. Неизвестный номер. Марина ответила.
— Добрый вечер, это нотариус Сергеева. Вы Марина Александровна? У меня для вас важная информация…
