Антонина встала поздно. Спешить некуда, на пенсии уже семь лет, заботиться не о ком. Можно и поваляться. Но на душе почему-то неспокойно и тревожно. С чего бы? Вроде всё хорошо, не о чем беспокоиться. А поди ж ты.
Она встала, привела себя в порядок, поставила на плиту чайник и выглянула в окно. Над домом напротив небо окрасилось в малиновый цвет, вот-вот покажется низкое зимнее солнце. Значит, после двухнедельной оттепели, наконец, подморозило. «Вот и хорошо. Попью чаю и схожу в магазин», подумала Антонина и сняла с плиты закипевший чайник.
Она налила в чашку чай и стала пить маленькими глотками. По телу разлилось тепло. Невысокая, хрупкая, даже после рождения единственного сына она не поправилась. А муж был крупный. Он её ласково называл Тоненький, Тонюська. Но его нет с ней уже десять лет.
Подняла чашку, и тут от входной двери раздался резкий звонок. От неожиданности рука с чашкой дёрнулась, чай выплеснулся, обжёг истончённую кожу руки с коричневыми пятнами. От боли Антонина едва не бросила чашку. «Вот и неприятности. Предчувствие не обмануло. Чего дальше-то ждать?» Только успела подумать, как снова раздался требовательный и продолжительный звонок.
Антонина подула на руку и пошла открывать, ворча про себя: «Кого это с утра пораньше принесло?». И не сразу поняла, что крупный мужчина в помятой одежде и – это её сын. «Как же он изменился», — ахнула она. Артём, наверное, тоже растерялся от вида постаревшей матери.
— Встречай гостя, мать. – Словно очнувшись, улыбнулся он.
— Артем, ты? Почему не предупредил? Я не ждала тебя. – Она припала к его груди.
Он одной рукой неловко обнял её.
Антонина уловила запах дороги, несвежей одежды сына и ещё чего-то, что отозвалось тревогой в сердце. Она отстранилась, и пристально посмотрела на сына. Заметила неряшливую щетину на одутловатом помятом лице, набрякшие мешки под покрасневшими глазами.
— Ты один? А где Лена, дочка? – спросила Антонина.
— А одному ты мне не рада? – глядя поверх головы матери, спросил Артём.
— От неожиданности растерялась. – Антонина отступила назад, давая возможность войти сыну в квартиру. — Проходи, раздевайся, сынок.
Артём переступил через порог, поставил на пол большую спортивную сумку и окинул взглядом прихожую.
— Я дома. Ничего не изменилось.
– Ты в отпуск приехал? Среди зимы? – спросила Антонина, не сводя глаз с сумки.
— Давай потом, мать. Устал. – Артём снял куртку и повесил на вешалку.
— Да-да, конечно. У меня как раз чай горячий, — она посеменила на кухню, достала с полки старую чашку сына.
Артём вошёл следом, сел боком к столу, широко расставив ноги и заняв почти всё пространство маленькой чистой кухоньки. Антонина поставила чашку на стол.
— Может, с дороги есть хочешь? У меня борщ есть. Вчера, как чувствовала, сварила, — замерла в ожидании, что сын скажет.
— Давай, — небрежно бросил Артём. — Соскучился я по твоему борщу. — Его губы тронула улыбка.
Антонина суетливо достала кастрюлю из холодильника. Разогрела борщ и поставила дымящуюся тарелку перед сыном, положила рядом тяжёлую ложку, которой любил есть муж, толстый кусок хлеба, села напротив и подпёрла голову рукой.
— А чего покрепче к борщу есть? – Артём метнул на мать быстрый взгляд, помешал ложкой в тарелке.
— Не держу, — сразу посуровев, сказала Антонина.
