— И что теперь? — спросила Мила.
— Ждите, — ответила следователь. — Но не сидите без дела. Любые улики, даже мелочи — сохраняйте. И… — она посмотрела поверх очков, — не живите с этой женщиной под одной крышей.
Мила вернулась домой уже под утро. Костя сидел на кухне с выпивкой. — Ты довела маму, — произнёс он с ненавистью. — Она уехала к подруге. И сказала, что ты… ты ей угрожала.
— Пусть говорит, что хочет. — Мила прошла мимо, не глядя на него. — Угрожала — нет. Но теперь начну защищаться.
Прошла неделя. Однажды вечером Мила пришла домой — дверь оказалась не заперта. В гостиной стояли чемоданы. На диване — Галина Михайловна, бледная, но решительная. Рядом — Константин. На столе — нотариальные бумаги, штамп, подпись.
— Вот и всё, Мила, — произнесла свекровь, — теперь квартира официально моя.
Мила посмотрела на них спокойно. — Надеюсь, вы сделали копии? — спросила она тихо.
— Конечно, — ответила свекровь.
— Отлично, — улыбнулась Мила. — Потому что через полчаса к вам приедет полиция.
— А то, что экспертиза готова. Подпись поддельная. Вы оба — соучастники.
Галина Михайловна вскрикнула, Константин побледнел. В ту же секунду раздался звонок в дверь. Полина Сергеевна вошла без приветствия, предъявила удостоверение. — Галина Михайловна, вы задержаны по подозрению в мошенничестве и подделке документов.
Мила не двинулась с места. Только смотрела, как свекровь, дрожащими руками хватается за кресло, как муж пытается оправдаться, как всё рушится — наконец-то.
Когда дверь за ними закрылась, она впервые за долгое время услышала настоящее молчание. Тот самый звук, который не звенит, не давит, а просто существует, как дыхание после долгого бега.
Прошло три месяца. Костя не вернулся. Галина Михайловна ждала суда под подпиской. Мила жила одна. Иногда ей казалось, что стены этой квартиры стали другими — мягче, спокойнее. Как будто дом тоже выдохнул вместе с ней.
Однажды вечером раздался звонок. На пороге стоял Артём — в руках букет ромашек и тонкая папка.
— Прости, что поздно, — сказал он. — Я написал рассказ. По мотивам. Твоей истории.
Она взяла листы, прочла первую строчку:
“Иногда дом становится полем боя, но побеждает тот, кто не боится остаться один.”
Мила улыбнулась. — Красиво, — сказала она. — Только знаешь, Артём… Это ещё не конец.
Он удивлённо посмотрел.
Мила подняла взгляд, где-то между благодарностью и новой решимостью:
— Я не хочу просто выжить. Я хочу жить. С нуля. Без жалости. Без страха.
Они вышли на улицу. Воздух был свежий, осенний. Листья под ногами шуршали, будто шептали ей: “Теперь — можно”.
Мила обернулась на дом — свой дом — и улыбнулась. Он больше не казался тюрьмой. Он был крепостью.
А где-то далеко, в полумраке следственного кабинета, Полина Сергеевна писала отчет и тихо думала: “Какие же бывают женщины. Не ломаются. Даже когда мир рушится.”
И если бы кто-то спросил Милу, что она чувствует теперь, она бы ответила просто:
— Спокойствие. Потому что свобода — это не когда рядом никого нет. А когда в твоём доме, наконец, нет чужих рук.
