Утро было пасмурным, осенним, с мокрым асфальтом и сизым небом. В подъезде пахло сыростью и чужими духами. Когда Марина проснулась, в квартире стояла тишина. Только в прихожей виднелись пустые крючки, где раньше висели чужие куртки.
На кухонном столе осталась кружка с засохшим следом от чая и клочок бумаги: «Мариш, прости, если что. Мы не хотели. П.»
Она взяла записку, порвала на мелкие кусочки и выбросила в ведро. Ни жалости, ни облегчения. Просто усталость, густая, как октябрьский туман.
Она включила чайник и долго смотрела, как по стенам медленно ползёт утренний свет. На душе было пусто, как в квартире.
Первые дни Марина провела как после операции. Вроде бы всё позади, но организм не понимает — что теперь делать.
Она убирала, мыла, стирала. Стирала до дыр, словно хотела смыть с квартиры сам факт чужого присутствия. Переставила мебель, выбросила всё, что напоминало о них — кружки, полотенца, сломанные зарядки.
Каждый угол, каждая полка напоминали, как глубоко она позволила им влезть — не только в дом, но и в жизнь.
В понедельник вышла на работу. Коллеги сразу заметили — Марина будто осунулась.
— Всё нормально? — спросила старшая медсестра, наливая кофе.
— Нормально, — ответила Марина и подняла глаза. — Просто спала плохо.
Врать было проще, чем объяснять. Кому она расскажет, что мужчина, которому доверилась, превратил её дом в пристанище для своей родни? Что она сама дала им ключи, карточки, доступ ко всему?
Сутки за сутками шли, и всё чаще Марина ловила себя на том, что возвращается домой и прислушивается — не звучат ли голоса. Не включен ли телевизор. Не пахнет ли жареным луком.
Но тишина была плотной, настоящей.
Через неделю позвонили из банка — подтвердить заявление о возврате списанных денег. Марина спокойно объяснила ситуацию. Потом пришёл звонок из полиции — Павла вызывали для дачи объяснений.
Он не пришёл. А вечером написал: «Ты всё испортила. Хотела унизить меня — поздравляю, получилось. Но не думай, что всё кончено. Я ещё вернусь».
Она перечитала сообщение и только усмехнулась. Вернись — куда? В пустоту?
Октябрь стоял холодный, с дождями и ранними сумерками. После смены Марина шла домой, покупала внизу в ларьке хлеб и молоко, и впервые за долгое время ловила себя на странном чувстве — спокойствии.
Она начала вставать чуть раньше, делать зарядку, варить себе овсянку — не бутерброды на бегу. Слушала музыку, мыла окна, перестала бояться возвращаться домой.
Иногда садилась вечером на балконе с кружкой чая, кутаясь в плед, и просто смотрела, как внизу капают фонари.
Но прошлое ещё не отпускало.
Однажды вечером, когда она пришла с дежурства, в дверь постучали. На пороге стоял Павел. Тот самый — в старой куртке, небритый, с усталым лицом. В руках — букет хризантем, примятый, как после долгой дороги.
— Мариш, — начал он мягко. — Я всё осознал. Мы были неправы. Мамка уже у сестры, Ира устроилась на работу, всё налаживается. Дай шанс.
Марина смотрела молча. Слова будто отскакивали от неё.
— Ты не понимаешь, — продолжал он. — Я же не хотел тебе зла. Просто… запутался. Мы ведь хорошо жили.
— Хорошо? — она усмехнулась. — Напомни, в какой момент — когда я спала на раскладушке или когда с моей карты исчезали деньги?
— Я тогда дурак был, — он опустил глаза. — Но всё же можно начать заново. Без обмана.
