И приехала уже через три дня. С двумя чемоданами, в плаще и резиновых сапогах, как будто собиралась на полгода.
— Ты не против, если я переночую на втором этаже? — спросила она, не дожидаясь ответа, поднимаясь по лестнице. — Здесь воздух такой… будто заново родилась.
Агата стояла внизу, держа мокрую тряпку в руках. В груди что-то неприятно шевельнулось. Но она кивнула:
— Конечно, Валентина Петровна, отдыхайте.
Первые дни всё шло спокойно. Агата даже радовалась: пусть свекровь полюбит этот дом, может, между ними появится хоть немного тепла.
Но уже к концу недели Валентина Петровна начала переставлять мебель.
— Вот это кресло сюда, — распоряжалась она. — Здесь свет лучше, и фикус не будет страдать.
Агата пыталась мягко возразить:
— Но я же только все расставила…
— Ах, милая, ты же молодая, тебе играться хочется, а я вижу по-другому. Мне опыт подсказывает.
Фраза «мне опыт подсказывает» стала её любимой. С этого момента каждый шаг Агаты встречал тихое «поучение». Как варить кофе. Как складывать полотенца. Как лучше выбирать посуду.
Однажды утром Агата проснулась от запаха жареного лука. На кухне Валентина Петровна хозяйничала, как у себя дома.
— Доброе утро, — сказала Агата, натянув улыбку.
— Утро доброе, если встать вовремя, — отрезала та. — Я уже успела обойти сад, выдрать сорняки, а ты всё спишь.
Агата промолчала. Она знала: стоит только ответить — вспыхнет буря.
Федя приезжал раз в неделю, иногда на пару часов. Валентина Петровна каждый раз устраивала спектакль: встречала сына в чистом переднике, с пирожками (о, как она их пекла — тонко, до прозрачности тесто, аромат ванили и масла).
— Сыночек, ну посмотри, какой у вас чудесный дом, — говорила она, — воздух чистый, птички поют. Спасибо Агате, конечно, но ведь ты должен понимать — это теперь ваш общий уголок. Семейный.
Федя кивал, улыбался, не замечая, как у Агаты при этом дрожат пальцы.
На третьей неделе Валентина Петровна перестала говорить «ваш дом». Теперь она говорила «наш».
— Я тут решила, что наш сад надо немного обновить. Старые яблони больные, их лучше спилить. Посадим новые, современные.
— Наш? — переспросила Агата.
— Конечно, наш, — ответила она без тени сомнения. — Мы ведь семья.
Агата начала ловить себя на мысли, что боится приезжать туда одна. Дом стал другим. Из него исчез тот запах яблок, осталась только тяжелая смесь одеколона Валентины Петровны и кухонного жира.
«Мне кажется, мама не собирается уезжать».
Ответ пришел через час:
«Не переживай, пусть отдыхает. Ей сейчас трудно».
И Агата впервые подумала: а мне — нет?
В тот вечер она долго сидела на веранде, закутавшись в старый плед. В воздухе пахло мокрой землей и чем-то тревожным.
На дорожке мелькнула тень — кошка, худая, с вырванным ухом. Она подошла к ступенькам и села, глядя прямо на Агату.
— Ну вот, хоть ты понимаешь, что здесь не всё в порядке, — прошептала Агата.
Кошка замурлыкала — тихо, как будто соглашаясь.
А в доме наверху хлопнула дверь. Валентина Петровна ходила по комнатам, переставляла мебель. Как будто вычерчивала на этом пространстве новые границы — свои.
Агата не знала, что тогда, в ту ночь, кошка станет её единственным свидетелем. Потому что именно с этого момента всё пошло под откос — медленно, тихо, но неотвратимо.
