— Значит, ты правда купила дом, Агата? — голос Валентины Петровны прозвучал не вопросом, а вызовом. — На свои? Без помощи?
— На свои, — спокойно ответила Агата, стараясь не встречаться с ней взглядом. — Работала, копила, теперь вот получилось.
— Ну надо же, — свекровь улыбнулась, но в глазах мелькнуло что-то похожее на холодное раздражение. — Какая ты у нас самостоятельная.
Федя неловко кашлянул и сделал вид, что чистит чашку. За окном хлестал дождь, туман расползался по огороду, и от этого кухня казалась еще теснее, будто стены вплотную придвинулись к людям.
— Мам, ты чего? — Федя попытался перевести разговор в шутку. — Радоваться надо, а ты сразу допрос.
— Радуюсь, сынок, радуюсь, — Валентина Петровна отставила чашку, — просто не понимаю, зачем женщине без детей и мужа такой дом.
— Мам, прекрати, — устало сказал Федя.
Но она уже разошлась.
— Нет, ну ты скажи! Я в твои годы жила в коммуналке, да и то счастлива была! А эта барышня, видите ли, домик под городом, сад, цветочки… — она повернулась к Агате, и голос стал мягким, но с какой-то насмешливой ноткой: — Может, ты себе гнездо вьешь?
Агата молчала. Внутри все похолодело. Хотелось просто уйти, не хлопая дверью, но ноги словно приросли к полу.
— Мам, — сказал Федя, — давай без этого. Агата много работала, она заслужила.
— Конечно, заслужила, — отмахнулась Валентина Петровна. — Просто странно: я сына почти не вижу, а у вас теперь свои секреты, свой дом…
Слово «свой» она произнесла с таким ударением, будто выстрелила.
Агата вдруг поняла: ей здесь тесно. В квартире, в этом воздухе, в этой бесконечной настороженности между женщинами.
Вечером, когда они уже возвращались домой, Агата молчала. Машина медленно плыла по мокрому асфальту, дворники шуршали по стеклу.
— Она не со зла, — тихо сказал Федя. — Просто ей тяжело привыкнуть. Я для нее всё ещё мальчишка.
— Я понимаю, — ответила Агата, не поднимая глаз. — Но иногда хочется, чтобы она хотя бы попыталась меня услышать.
Он протянул руку, сжал её ладонь.
— Всё наладится, — сказал он, — она добрая.
Добрая. Слово повисло в воздухе, как неуместная шутка.
Дом, который Агата купила, стоял на окраине небольшого поселка. Старые яблони обступали его, и осенью от них пахло сладкой гнилью, как от детства — немного тревожно и немного счастливо.
Когда Агата впервые туда приехала, в воздухе стояла тишина, в которой слышались даже собственные мысли. Она прошлась по комнатам: простая мебель, узкие лестницы, запах старого дерева и немного — краски. Дом был как человек, переживший многое, но сохранивший достоинство.
— Здесь будет всё по-новому, — шепнула она тогда, открывая ставни.
И началось. Агата ездила туда по выходным, высаживала кусты лаванды, покупала старую мебель на барахолках, реставрировала. В доме пахло яблоками и надеждой.
Федя приезжал редко — работа, встречи, усталость. Но она не обижалась: у каждого свой ритм. Главное — что у них есть общий дом. Или ей так казалось.
Однажды вечером, когда Агата мыла кисти после покраски, зазвонил телефон.
— Агаточка, здравствуй, — голос Валентины Петровны был необычно мягким. — Сын говорил, у вас там чудо-дом. Можно как-нибудь приехать, посмотреть?
— Конечно. В любое время.
— Вот и славно. Я, может, на пару деньков. Немного устала от города.
